Большая семья - [56]

Шрифт
Интервал

Все утро люди спорили, кто это ухитрился незаметно перетащить курень Антона на другой берег. Много было всяких предположений, но ни одно из них не получило общего признания. Кто-то успел побывать в тракторной бригаде и спросить у Антона, не был ли он в селе. Тот ответил, что из бригады ночью никуда не отлучался, никого не просил переносить свой «воздушный замок», но против случившегося нисколько не возражает.

Вечером Антон явился в село, осмотрел свое жилище на новом месте и остался доволен. Он вырвал из тетради лист бумаги и, старательно исписав большими буквами, повесил его на доску, которая торчала на усадьбе счетовода.

На листе было написано:

«Кто ты такой, доброжелатель?

Отзовись, и я пожму твою руку, товарищ.

Но если и не отзовешься, благодарность моя не будет менее теплой. Честь и хвала тебе, друг мой!

Антон Рубибей».

Долго висело это объявление. Люди читали и удивлялись находчивости Антона. Читала объявление и Нина Семеновна, читала несколько раз подряд, запомнила слово в слово и окончательно пришла к выводу, что Антон — интересный и самобытный человек.

«Надо дать ему настоящее воспитание», — про себя решила учительница и, хотя не знала в точности, как она это сделает, была уверена, что непременно выполнит свое решение.

Читал объявление Антона и паромщик дед Макар, читал, крякал от непонятного удовольствия и хитровато улыбался, но никто не мог догадаться, что довольное покрякивание и многозначительная улыбка в седых усах Макара и являются разгадкой этой небольшой тайны.

После переселения жизнь, казалось, потекла дружней и уверенней. В свободное от полевых работ время колхозники строили на своих участках погреба, плели хозяйственные сараи, расчищали и огораживали сады, окапывали и подрезали деревья в палисадниках, разделывали землю на огородах. Теперь каждый говорил, что живет у себя дома, и хотя дома попрежнему не было, а на просторном дворе торчал все тот же курень или покатым холмиком поднималась крыша землянки, место это казалось родным и давно обжитым.

Зеленая Балка больше не выглядела пустынной и мрачной. По улицам с шумом бегали ребятишки, на дорогах стаями оседали воробьи. Прилетели шустрые ласточки. Люди приветливо встретили их и с опаской ждали, что птицы, не найдя пристанища, покинут село. Но этого не случилось. Ласточки остались в Зеленой Балке и, на радость людям, защебетали на высоких жердях. С хозяйской суетливостью птицы лепили свои гнезда в сваях нового моста, в расщелинах разрушенной мельницы и даже под низкими крышами землянок.

Арсей поспевал всюду. Он чувствовал какую-то потребность, неистощимое желание работать. Из дому уходил на рассвете, возвращался поздней ночью. Днем его видели и в тракторной бригаде, и на участках полевых бригад, и в кузнице Петра Степановича, и на хозяйственном дворе. А вечерами он вместе с Недочетом собирал членов правления и бригадиров, выслушивал рапорты о дневной выработке, давал задание на следующий день.

Прасковья Григорьевна вначале сердилась, упрекала Арсея за то, что он мало ест и почти не спит, просила заглядывать домой хотя бы тогда, когда случится быть поблизости, даже пробовала плакать в надежде, что материнская слеза быстрее уговоров дойдет до сердца сына, но ничто не помогло. Тогда она махнула рукой и с тревогой стала ждать, что будет. Шли дни. Арсей был здоров, бодр, весел, — и сердце матери мало-помалу успокоилось. К тому же и хлопот у нее прибавилось: она работала в яслях нянькой и так полюбила маленьких ребят, что, находясь с ними, забывала свою тревогу.

С Ульяной Арсей теперь виделся часто. Она работала звеньевой, а председателю колхоза приходилось часто наблюдать за работой звеньев. Арсею, как и всем в Зеленой Балке, было известно, что Ульяна ушла от мужа, что живет она у отца и матери и что по этому поводу ходят по селу разные толки. Но как ни прислушивался Арсей, он так и не услышал своего имени в связи с историей Ульяны. Куторга еще не пустил в ход своего главного козыря. Счетовод выжидал удобного случая. Это настораживало Арсея. Поэтому к Ульяне он относился с подчеркнутой сухостью, стараясь показать, что между ними нет ничего такого, за что можно и нужно было бы их осуждать.

Иногда он задумывался. Что же мешает им сойтись? Что мешает ему прямо и честно поговорить с Ульяной? Робость. Странная робость. Откуда он знает, что Ульяна любит его? Ведь она не сказала ему об этом ни разу. Однажды он высказал ей свои чувства. Это было на берегу речки, в первую ночь, когда Арсей вернулся. Разве тогда она не дала ему понять, что надежды его напрасны? Не произойдет ли и во второй раз то же самое?

Отношения с Куторгой у Арсея стали еще более натянутыми. Часто, чтобы не видеться с ним, он просил Недочета передать то или иное задание счетоводу. Но избежать встреч совсем было невозможно. В такие минуты Арсей ждал какого-нибудь выпада. Но Куторга сделался еще более немногословен и как будто совсем решил оставить и Арсея и Ульяну в покое. Только в глазах сверкала затаенная злоба.

Вскоре Арсей и вовсе успокоился: в конце концов он ведь ничего предосудительного не сделал. Совесть его чиста. Придя к такому выводу, он почувствовал облегчение. Этому помогали дела, которых становилось все больше.


Еще от автора Филипп Иванович Наседкин
Великие голодранцы

Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.