Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - [78]

После выходных, в понедельник они принялись за написание их пилотной программы в этой же гостиной, а спустя всего лишь два месяца первая ласточка была готова. Продажи принтеров тогда находились еще только на пороге последовавшего спустя всего пару лет невероятного бума, но порог этот миру только предстояло переступить, и пока что на их программу просто не было покупателей. В общем, Джон, как основатель ICS, спустя месяц поблагодарил их с Кевином за героизм и сказал, что зарплату платить не из чего, и давайте-ка, парни, поработаем все пока на фрилансе. Вот так Тим и Кевин и оказались в информационном департаменте ЦЕРН, в те годы самого продвинутого исследовательского института микрочастиц в мире.

ЦЕРН им понравился сразу же. Они стояли тогда, в восьмидесятом, на лужайке спиной к Женевскому озеру и Монблану, лицом к горам Юра. На том самом месте, где спустя двенадцать лет встанет гигантский бронзовый Шива Натараджа, подарок ЦЕРН от индийского правительства. А в тот день, в мае восьмидесятого, на лужайке вместо Шивы танцевал Тим. Они с Кевином вышли после интервью с директором проекта, вдохнули сладчайший воздух, который бывает только поздней весной на границе Швейцарии и Франции, и вдруг ноги Тима сами пустились в пляс. Кевин смеялся, глядя на радостного Тима и на то, какие невероятные коленца выписывал физик-программист – начинающий стрит-дансер бы позавидовал! Тим тоже смеялся в полный голос, вторя Кевину, хотя радоваться еще было нечему, ответ им обещали дать в ближайшее время. Через пару дней им сообщили, что они оба приняты. Это было уже четвертое место работы у двадцатипятилетнего вчерашнего выпускника Оксфорда, если считать Джона и его Image Computing Systems.

Хорошо, вообще-то, что Джон тогда его сдернул с третьей работы, иначе вряд ли бы он очутился в ЦЕРН в восьмидесятом. Потребность в программистах в то время была невелика, но не это было причиной частой смены работ бывшего выпускника из Оксфорда, о нет. Его слабо занимал карьерный рост, как и вообще работа в корпорации. Бернса-Ли интересовало только одно: возможность работать с несколькими компьютерами одновременно. Это была давняя его мечта еще с юношества. Таким образом он сможет попытаться объединить ресурсы всех машин воедино, чтобы удаленные компьютеры взаимодействовали, как одно целое. И тогда, три года назад, танцуя на месте будущего Шивы Натараджи, Тим пятой точкой понимал, что она, его мечта – танцует невидимой птицей рядом.

Тим отхлебнул из чашки крепкий «Earl Grey» и опять погрузился в воспоминания. Он отлично помнил день, когда у него впервые зародилась идея о паутине. Тим тогда пришел из школы домой довольно поздно, около пяти: в выпускном классе приходилось часто засиживаться в школьной библиотеке до вечера. Его отец Конуэй уже был дома –он готовился к завтрашней речи для руководства своей компании. Конуэй Бернерс-Ли был уважаемым математиком и вообще одним из первых программистов, появившихся в мире: именно компания, где он работал, Ferranti Limited в начале пятидесятых сконструировала, а после продала первый в мире коммерческий компьютер Манчестерскому Университету. Они тогда назвали его «Манчестер Марк 1» по аналогии с гарвардским легендарным «Марком 1», появившимся у ВМФ США под занавес Второй Мировой. «Марк 1» был первым компьютером вообще. «Манчестер Марк 1» был первым компьютером, купленным за деньги. Компьютеры тогда были размером с хороший гардеробный шкаф времен королевы Виктории, а весили и того больше. Отец Тима работал с первыми апостолами компьютерной эры – теми, кто программировал этого многотонного монстра. Конуэй имел честь слушать советы самого Алана Тьюринга, когда тот присоединился к команде. А теперь он, спустя двадцать лет, являлся мозгом Ferranti Ltd и по совместительству – отцом Тима.

Бернерс-Ли младший хотел было потихоньку прошмыгнуть на кухню, чтобы подкрепиться каким-нибудь сэндвичем с апельсиновым джемом (а лучше двумя), но отец, оторвав голову от тетради, приветливо махнул ему рукой, подзывая к себе.

– Скажи, мой любезный сын, – Конуэй поднял на него большие глаза. Он уже давно облысел, но, благодаря своим карим глазам, был и в пятьдесят все еще довольно привлекательным джентльменом. – Как ты считаешь, сможет ли компьютер будущего когда-нибудь полностью заменить человека в его умственной деятельности? Готовлюсь к завтрашнему выступлению. Будешь моим оппонентом на пять минут?

Тим задумался. Интуитивно он понимал, о чем спорит сам с собой отец. Компьютеру, даже самому совершенному, никогда (никогда не говори никогда, но все же) не испытать ни творческих озарений, ни восторгов любви, ни горечи разочарований, ни сладости побед. Ведь эмоции – это привилегия исключительно людей. А без этого насколько то, что компьютер способен создать без помощи человека будет соответствовать человеческим представлениям о прекрасном? Человеческий идеал прекрасен своими небольшими изъянами, как, например, улыбка Моны Лизы или натуральный бриллиант. Внутри каждого духовного человека есть стремление к совершенству. Не достижение совершенства, а стремление к нему, потому что у совершенства, как и у бесконечности нет конечной точки. А как в компьютер вложить стремление к абсолютному совершенству, если к нему можно только интуитивно стремиться? Как его научить чувствовать вселенскую красоту? Вот о чем его сейчас спрашивает отец. Ладно, предположим когда-нибудь будет возможно переложить основные эмоции в плоскость цифр. Он сейчас не понимает, как, но ОК, предположим. То, что можно описать, можно и спрограммировать. Но как оцифровать божественное озарение, если мы сами до конца не понимаем, что это?