Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - [75]

СССР, будучи страной с плановой экономикой, в свое время разделил все производимые товары на две группы, как в известной считалочке – «А» и «Б». В группу «А» входили как раз те самые «МиГи», «Калашниковы», «Союзы» и «БелАЗы», а вот группа «Б» была представлена товарами сельского хозяйства и легкой промышленности, то есть одеждой и едой. На группу «А» еще со времен отца народов Сталина не жалели денег и специалистов, ее холили и лелеяли. Касаемо же товаров группы «Б», в восьмидесятых кремлевские стратеги больше обращали внимание на количественные, но никак не качественные показатели. Продовольственные магазины были завалены морожеными спинками минтая, которые, очевидно, в книгах по учету были «рыбой» и странными на вид костями, подпадавшими, наверное, в разряд «мясо». Это было в столице богатой союзной республики, что творилось на периферии, Яс узнает потом, во время «гласности». Магазины одежды, напротив ломились от вещей. Они были завалены если не уродливыми, то безликими ботинками и штанами, а пределом мечтаний советских юношей и девушек уже многие годы были американские джинсы и японские магнитофоны. Именно джинсы с магнитофонами с одной стороны, и сообщество бачков для пищевых отходов и панельных бетонных коробок с другой и стали главными могильщиками страны. По крайней мере, так потом объяснял всем знакомым иностранцам Яс. Слишком велик был контраст. А падение цен на нефть стало тем перышком, которое сломало спину советского верблюда, но в программе «Время» тогда об этом, понятное дело, ничего не показывали. Еще один год жизни Яса подходил к концу.

Новый год отметили как обычно, в кругу школьных друзей мамы, на этот раз у Ибрагимовых. Дядя Хаким готовил свой фирменный плов с большими кусками баранины, коричневым рисом и большими головками чеснока. Чеснок Яс отказывался воспринимать как еду по причине его разлезлости, к рису и морковке он относился гораздо лучше, но все же в основном налегал на мясо. А вот его ровесница Мирка, дочка Ибрагимовых, напротив, очень любила именно чеснок с рисом, так что у них в поедании плова всегда был взаимовыгодный бартер. С Миркой они росли вместе с самого раннего детства: родители ее, дядя Хаким и тетя Надя учились вместе с мамой в одном классе и жили рядом с Охотской. А недавно получили квартиру тоже недалеко от них, Яс с Миркой бегом могли бы одолеть это расстояние минут за десять. Вечные мои соседи, вечные мои друзья, смеялась по этому поводу мама. Судьба не разлучала Надю, Хакима и Людмилу со школы до, как потом выяснилось, самой смерти. Надя и родила тоже почти одновременно с Людмилой – разница в возрасте между Ясом и Миркой составляла всего три месяца. И одинаковые фото, где они лежат в колясках, два маленьких годовалых кулька, тоже было в обеих семьях. А когда они немного подросли, мама и Ибрагимовы в шутку предлагали им поцеловаться, когда фотографировали. Так что обычно на фото под новогодней елкой и с детских утренников они целовались. Началась такая забава примерно с пяти лет, а закончились эти поцелуи тем, что минувшим летом Мирка завела его в сарай у них, на Охотской, 25, и, пока родители точили лясы у тети Оли, предложила ему поиграть в семью. У любой уважающей себя семьи должен быть дом. Для этого решено было выбрать бабушкин сарай – лучше него для игры и придумать ничего было нельзя, так как он запирался изнутри, и нежданное появление родственников в их доме было исключено.

Они зашли внутрь, закрылись на ключ и обнялись. В сарае было пыльно. Летнее солнце пробивалось сквозь маленькое окошко и большие щели в досках, разбавляя темноту сарая квадратом и полосами солнечных зайчиков. Яс не очень понимал, что в этой игре такого веселого: стоять, обнявшись в полутемном сарае. Ну да ладно, наверное, Мирка знает, что делает.

– Давай, как будто это наша спальня, и мы хотим спать? Помоги мне снять платье, – сказала она.

– Так тут же нет кровати? – недоуменно сказал Яс.

– А мы ляжем на полу. Как будто это кровать, – предложила Мирка.

Яс с сомнением посмотрел на пол сарая. Он был пыльный, покрытый листами блестящего старого линолеума. Ложиться на него Ясу совсем не хотелось.

– Снимай шорты и рубашку, – сказала Мирка. – Где ты видел, чтобы в кровать в одежде ложились?

Сама она уже сняла свое короткое платье, аккуратно повесив его на какую-то коробку, так что оба они остались в одних трусах. Мирка опустилась на пол, сразу став полосатой от солнечных лучей. – Ну, ложись рядом, – поманила снизу она пальцем.

Яс покорно опустился на колени, а потом вытянулся рядом с ней. Линолеум оказался таким, как он и предполагал: холодным и твердым. Мирка обняла его руками за шею и поцеловала в щеку.

– Устал, мой муж, на работе? – вздохнув, спросила она и прижалась к нему всем телом.

Яс молчал. Честно сказать, ему хотелось, чтобы эта дурацкая игра поскорее закончилась, и он смог бы подняться с противного линолеума. Зачем играть в холодном сарае, когда на улице так хорошо?

Мирка вдруг отстранилась от него, приподнялась на локте и сказала:

– Сними трусы. И я тоже сниму.

Этого Яс не ожидал. Он никогда еще не видел, как там все устроено у девочек. Теперь сарай с линолеумом уже не казался ему таким никчемным; теперь он понял, зачем она потащила его сюда. Поднявшись с пола, он снял свои трусы, положил их на ту коробку, где уже лежали их вещи и уставился на Мирку. Она сделала то же самое, и теперь они стояли друг напротив друга, внимательно изучая то единственное место, которое у них кардинально отличалось. Удивительно, как все там у девчонок гладко, подумал Яс. Он захотел потрогать это место, похожее на небольшой пирожок, но не решился. Мирка снова опустилась на пол, и так же, как несколько минут назад, поманила его пальцем. А после того, как он лег рядом, точно так же обвила его руками. Какое-то время они, полностью голые, обнявшись, катались по холодному полу сарая. А потом Мирка сказала, что пора одеваться, а то родители их потеряют, и игра закончилась.