Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - [108]

Мой первый это был речной полёт.

Я на всю жизнь запомнил этот день.

Хвоя из вен. Июль на даче N.

Когда Яс вернулся на дачу, вся женская рать хоть уже и была ногах, и занималась приготовлением завтрака, но его лодочная самоволка не вызвала ни у кого нареканий, к огромному облегчению Яса. Лишь мама что-то пробормотала, чтобы в следующий раз предупреждал, когда берет лодку, и что это вообще за мода – кататься одному по реке ни свет ни заря, не много ли он на себя берет в десять-то лет. На что Яс ей резонно возразил, что утро – не вечер, и предложил прокатить ее с бабушкой после обеда, чтобы мама больше не беспокоилась в отношении его лодочных заплывов. На том и порешили, и стали пить чай с оладьями и смородиновым джемом со сметаной.

С этого дня Яс теперь безостановочно гонял по речке туда-обратно, сидя и стоя, размашисто закидывая весла далеко за спину и гребя с такой большой амплитудой против течения, что мама, когда видела его не могла налюбоваться своим десятилетним сыном. Яс и сам себе нравился с каждым днем все больше. От постоянных упражнений с веслами грудь и плечи его очень раздались, и даже на спине вполне явственно очертилась широчайшая мышца – юнга из него получился хоть куда. Он сдержал свое обещание и прокатил маму и Элю в тот день на лодке (бабушки предпочли поверить ему на слово), и, хоть порядком устал – все же лодка сильно прибавила в весе – и обратно вторую половину пути они гребли вместе с мамой, взяв каждый двумя руками по веслу… главное, что после этой прогулки разрешения брать лодку он мог не просить. Яс пару раз даже пробовал с нее рыбачить – после Саяка рыбачить он умел – но самому удить сноровки все же недоставало, и два крючка, которые были им с грехом пополам навязаны на дачную удочку в первый же день поглотила речная пучина.

Долго, впрочем, Ясу горевать по этому поводу не пришлось – все тот же сосед по даче Серега, худой и очень добрый шалопай лет тридцати, стал брать его на рыбалку всякий раз, когда шел сам. А так как рыбачил он всегда после обеда, распорядок дня у Яса сложился такой: с утра он был бесстрашным юнгой-моряком, потом обедал, а остаток дня довольно успешно удил рыбу на пару с Серегой.

Бывалым рыбаком с ним быть не составляло никакого труда. Яс так и не разобрался в роде его занятий, да это было и неважно – в качестве бригадира-наставника рыбацких дел Серега был неповторим. Он знал всех рыб, водившихся в местных водоемах, знал особенности их распорядка дня, время приема пищи и предпочтения по наживке. Если бы у них были имена, Серега, наверное, и их знал бы все до единого, Яс был абсолютно в этом уверен. Не было ни дня, чтобы они вернулись без улова, а один раз они наловили 33 сорожки и четырех карасей в небольшом озерце рядом с лесом всего за три часа. Доли при этом распределились так: Яс поймал 4 сорожки и одного карася, остальное надергал Серега. И это еще не считая совсем уж мелочи, отпущенной обратно в пруд или скормленной жирному коту-рыбоненавистнику Ваське, на морде которого было явно написано, что уж что-что, а свежую рыбу он точно деликатесом никогда в своей жизни считать не станет. В общем, на воде у Яса все складывалось как нельзя лучше.

А с лесом, наоборот, не клеилось: одному ходить в лес ему строго-настрого запретили, а обещанный тетей Зоей коллективный поход по грибы все откладывался и откладывался по причине прекрасной солнечной погоды, которая, как известно, не очень подходит для грибов. Яс не был на это в претензии, улучшая свои рыбацко-гребные навыки, а вот женщины все чаще стали нетерпеливо и требовательно смотреть на небо перед завтраками. И вот этот день настал: рассвет у них на даче наступил немного позже, придавленный серым небом в мягких тучах, которые все набухали и набухали, и, едва они сели завтракать, пролились мелким, но плотным и затяжным дождем. Женщины разулыбались и на разные лады стали славили природу в предвкушении грибного сафари. Дождь все усиливался, так что о катании на лодке сегодня можно было даже не заикаться. Яс с Катей поблагодарили за завтрак и, стараясь не замочить голову, быстро забежали в дом и забрались на второй этаж, поближе к проигрывателю. Яс поставил свою любимую «По следам бременских музыкантов» и стал неодобрительно наблюдать, как Катя кормит свою болонку Кнопку «морскими камушками», что ей строго-настрого запрещалось. Кнопка была уже женщина в годах, ей было то ли семь, то ли восемь, и сахар ей был противопоказан, хоть она безумно его любила. Из всех хозяев только Катя была к ней милосердна и всегда забирала со стола для Кнопки конфету, а если конфет не было, то кусочек рафинада на самый крайний случай. Неудивительно поэтому, что Кнопкины любовь и преданность ее юной хозяйке переходила все границы. Яс завидовал Кате. Не из-за Кнопки, конечно – стал бы он завидовать кому-то из-за какой-то мелкой истеричной болонки! О нет, ее «Бременские музыканты» были этому причиной.

Он впервые видел, чтобы пластинка была двойной: обложка открывалась, как альбом. На одной стороне таким образом оказывалась один, а на другой – второй черный диск с песнями из обоих серий его любимого мультфильма. Яс бы просто обрадовался одной пластинке, лучше с песнями из первого мультика. Он бы пришел в дикий восторг, обладай Катя двумя отдельными пластинками, из обоих мультфильмов. Но обладать альбомом, содержащим в одной упаковке два любимейших диска – Катя хотя бы представляет размер ее сокровища? Конечно, нет. Он слушал этот альбом каждый раз, когда слушал проигрыватель и сейчас подпевал во весь голос, ничуть не смущаясь того, что поет мимо нот: «найду я даже прыщик на теле у слона»… впрочем, Катя внимала его воплям с удовольствием. А когда настала очередь припева, они уже вдвоем заорали «а нюх как у соба-ба-ки, а глаз – как у орла, о-е!» так громко, что в тот же миг снизу, где мама, Эля и бабушки играли в карты, голос тети Зои приветливо предложил им заткнуться. Или продолжить пение, если уж им сильно хочется, на улице. После чего петь проигрыватель продолжил в одиночестве, а они с Катей завернулись в плед и стали смотреть, как по окну, обгоняя друг друга словно на каких-то непонятных соревнованиях ползут, сливаясь и разъединяясь, капли. Смотреть на них не надоедало, потому что всегда была интрига, с какой каплей соединиться «твоя». Потом «твоей» становилась новая, и интрига повторялась. Из-за дождя леса вдалеке не было видно – только на несколько сот метров, а дальше стволы деревьев превращались в однородную зелено-дождевую пену.