Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских асов - [20]

Один лишь Mercedes Руди выпал из всеобщей какофонии: капризный мотор заглох.

– Бегом марш! – рявкнул Руди Зальцеру, глядя вслед уносящейся вперед кавалькаде. – Давай толкача!

Зальцер выпрыгнул из кокпита и налег на Mercedes сзади. Руди отпустил сцепление, и мотор ожил. Зальцер сиганул обратно внутрь, – и Руди рванул вперед. Так соперники со старта получили фору в минуту с лишним.

И вот Руди мчится по девятикилометровой прямой на 160 км/ч меж двух стен из сливающихся сосен к крутому развороту южной петли.

– Бога ради, сбавь газ! – кричит едва не вываливающийся за борт Зальцер.[74]

Руди с ревом вылетает из виража и еще больше ускоряется на параллельной обратной прямой. Между двумя прямыми – лишь узкая полоска разделительного газона без отбойников. Мысленно он уже смирился с поражением, но гонку твердо намерен продолжать. В наклонном вираже 180-градусной северной петли, образующей ушко иглы этой трассы, Руди отчаянно бьется за то, чтобы отыграть фору.

К третьему кругу он уже в середине пелотона. И на этом кругу легкая морось вдруг переходит в бурный ливень, и он мгновенно оказывается промокшим до нитки и в условиях практически нулевой видимости. Он почти не снижает темпа и мчится дальше, вздымая колесами плюмаж брызг с покрытого маслянистой жижей асфальта.

Машины соперников начали выбывать из гонки одна за другой.

При входе в северную петлю в конце седьмого круга Руди боковым зрением примечает на ее внешней части другой белый Mercedes среди обломков разнесенной в щепки будки хронометристов. Розенбергер не справился с управлением. Итог: двое погибших и один тяжелораненый среди официальных лиц; пилот и механик Mercedes отправлены в реанимацию.

На пит-стопе для дозаправки и замены заплеванной маслом свечи Руди первым делом поинтересовался у Порше состоянием своих товарищей по команде. «Пустяки, легко отделались», – солгал технический директор.

В гонку Руди, тем не менее, вернулся напуганным. Проходя круг за кругом чуть ли не на автопилоте, он потерял им счет. Ливень продолжался. На встречной прямой титулованный француз Жан Шассань потерял управление, и его Talbot, стрелой перелетев через разделительный газон и промелькнув перед глазами у Руди, мощным тараном врезался в ряды зрителей.

Соседкой Шарли по главной трибуне была как раз жена Шассаня. Узнав из объявления по автодрому, что разбился именно ее муж, она смертельно побледнела и беззвучно зарыдала. Ошеломленная этой сценой Шарли покинула трибуну.

Руди же продолжал движение вперед сквозь грозу. Обходя машину за машиной, он понятия не имел о своей текущей позиции в гонке. В те годы никакой связи между пит-лейном и гонщиками не было. Даже в появившихся перерывах между зарядами дождя он никак не мог определить, на каком месте идет. Он просто продирался сквозь пелену нервного перенапряжения и физического измождения, подгоняемый криками Зальцера «быстрее!» на прямых между ловкими заходами в скользкие виражи.

Наконец по завершении дистанции в двадцать кругов и 392 километра на исходе третьего часа гонки Руди увидел отмашку финишного флага, остановился и сдернул защитные очки. Он был без понятия, на каком месте финишировал. Ноги начали судорожно трястись, оказавшись не занятыми педалями сцепления, тормоза или газа. Вокруг столпился народ, возвещая: «Руди, с победой!» – И, даже увидев, как его пышущий па́ром капот осыпают цветами, он все еще не верил своим глазам и ушам. Он выиграл свой первый Гран-при, а в довесок к нему – прозвище «Мастер дождя»[75].[76]

Позже, уже́ по возвращении в отель, Шарли спросила его, действительно ли он чувствовал, что должен продолжать гонку. Ведь это было очень, слишком, даже чрезмерно опасно.

– Да, должен, – ответил Руди.

Через четыре года после того, как он прослыл «Мастером дождя», Руди сидел за завтраком в своем горном шале в швейцарском городке Ароза и с удивлением рассматривал доставленное ему с утренней почтой письмо. На официальном бланке с эмблемой Mercedes-Benz – трехконечной звездой в лавровом венце – ему пришло датированное ноябрем 1930 года уведомление. Ежегодно поздней осенью ведущие заводские команды набирали себе гонщиков на следующий сезон – делали предложения, договаривались об условиях контракта. После первой своей победы на АФУСе Руди сразу же взлетел к вершинам признания и стал считаться одним из лучших асов Европы – и небезосновательно, свидетельством чему полная витрина кубков и медалей в его шале. Он знаменит, богат, уверен в себе, – и у него не было ни малейших сомнений, что ему предложат такие условия нового контракта, которые позволят ему безбедно провести идиллическую зиму в Швейцарии.

И вдруг выясняется, что отныне он – безработный. В уведомлении за подписью Вильгельма Кисселя, гендиректора Daimler-Benz, сообщалось, что в связи с экономическим кризисом Mercedes уходит из автогонок и не может предложить ему продление контракта. Проще говоря, автоспорт стал компании не по карману.

Постигший Уолл-стрит годом ранее крах вызвал экономическое и политическое цунами, обрушившееся и на самые далекие от берегов США страны. Едва оправившаяся от изнурительной послевоенной гиперинфляции Германия пострадала от него с особой жестокостью. Разорение банков вызвало панику на финансовом рынке и обвальное падение производства. Иссякли поступления от экспорта. Банкротилось и закрывалось буквально все – розничные магазины и фермерские хозяйства, заводы и фабрики, государственные и муниципальные учреждения. Последовал всплеск самоубийств. Открывшиеся было пункты раздачи голодающим бесплатной похлебки – и те вскоре остались без продовольственного снабжения и были свернуты. Отчаявшиеся горожане стали даже возвращаться к натуральному хозяйству – кто-то разводил дома кроликов, кто-то пытался разбить убогий огород под окнами.