Болеро - [5]

Сквозь пробки памяти мычали коровы, и казалось, закрой глаза, и ты ощутишь и запах дыма, и гарь печи, и карамельный вкус детства на разукрашенной шелковицей улыбке.

Это было ощущение своего места. Своего места на своей земле. Земле, где был дом, где были дети, кошки, собаки. Где был ее сад…

Она называла это своим домом…

Некто коснулся ее души. Лика замерла.

Должно быть ветер. Конечно, ветер. Но ветер был снаружи. Внутри же у Лики происходило то, что можно было бы назвать наполнением. Покойные потоки наполняли ее чем-то огромным…

Потом пришло осознание того, что кто-то указывает ей на дверцу. Именно ту, единственную дверцу, которую и надо было бы открыть ей. Единственную из множества иных дверей. И Лика покорилась. И она толкнула дверцу. Ту самую, за которой вновь появилась карта Таро, где маленькая девочка стояла у прикрытой на замок калитки. А за калиткой — большой и красивый мир. И нужно только увидеть, что калитка не заперта на замок! Что замок висит просто так.

И нужно было толкнуть ту калитку. Сделать это незначительное усилие!.. И Лика решилась. И толкнула она калитку.

— И просверкала молния! — Говорила Лика Тою. — И я поняла, что это ты… Мне трудно сейчас сказать, что это означает, только мне захотелось тебя обнять… Словно бы ты — облако…

Лика сияла: — Сейчас можно было бы сказать, что я почувствовала: нас и впрямь повенчали.

8

Карнавал в душе продолжался! Той ощущал себя приглашенным на торжества в честь Луны.

Эта радость в душе была рождена нынешней ночью, где Луна праздновала свое торжество, а они были ее соучастниками.

Веселье, исходившее от камней, поутихло, и за всплеском эмоций последовало погружение в торжественные глубины молчания.

И как-то сама собой сорвалась с уст молитва. Она поразила его смыслом, и когда он осознал всю глубину той молитвы, он прочел ее вновь.

— Отче наш, — неслось в предрассветное небо, — сущий на небесах!… да светится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь. — И озарила небо молния.

— Все! — Говорил Той Лике. — Отче услышал мою молитву!.. Я не знаю, что со мною произошло, но только мне очень захотелось, чтобы это же почувствовала и ты… И я не знаю:

где я, что со мной… Мне важно притронуться к тебе. И когда мои пальцы нащупали твою ладонь…

— …ты спросил меня, почувствовала ли я что-нибудь? — Лика влюблено смотрела в глаза мужа. — А я не только почувствовала, я это все видела. Я видела этот свет. — И едва она произнесла это, как небо прорвалось у нее над головой, и такая же молния озарила предутреннее небо.

— Ребята! — Услышали они далекий голос Танки. — Вы где?

Той протяжно свистнул. Взявшись за руки, Той и Лика молча пошли навстречу Танке. Подол Ликиной юбки сметал с волшебных камней следы их ног.

— Ребята! — Кричала издали Танка. — Я здесь! С вами!! — Она перепрыгивала с камня на камень, то и дело, глядя под ноги, чтобы не запутаться в полах длинного индийского сари.

Ее белые одежды и золотистые волосы, перемотанные ярким газовым шарфом, нарисовали Тою некий известный образ.

— Ой, ребята, как я рада, что вас нашла!

— Танка обняла Лику. — Как хорошо, что вы здесь!.. Просто замечательно.

— Сижу я себе, никого не трогаю, — рассказывала Танка свою версию. Читаю молитву «Шма Исраэль»… И вдруг! Опа!! Озарение! Все! Меня здесь нет! Я там! Чистой воды шактипат… Я на небесах! Я с Богом! И мне так захотелось, чтобы рядом были вы, что я вскочила и закричала! — Счастливо хохотала Танка.

Она хохотала, а над ее головой вновь раскололось небо, и новое свечение озарило предутренние сумерки…

9

Он расстался со своим последним видением и только тогда почувствовал, что у него появился проводник. Поддавшись воле проводника, он мягко, по-кошачьи, совершил прыжок. Он летел. Летел на звук, не ведая того, где придется приземлиться, не зная, придется ли приземлиться вообще.

Сложнее всего было справиться с атакующими мыслями. Сердце сжималось от них. Сжималось и не хотело разжиматься.

— Здесь ум отсутствует, — услышал он. — Здесь появляется проводник.

— Эти сферы на земле нереальны. — Подумал он. — Мой прыжок длится уже целую бесконечность…

Но и эта мысль уже далеко позади.

— Скорость возрастает. Полет продолжается! — Отчетливо слышит он чью-то мысль. Мысль начинает разрастаться и превращается в фигуру человека. Этот человек воинственно потрясает оружием.

Он со страху готов поразить все, что проявит признаки жизни.

И вот он видит цель.

Он бросается на противника, но… не встречает на своем пути сопротивления! Напротив, сам противник незаметно придает ему инерцию…

И снова — полет. Полет в музыку. Такую знакомую. Такую родную. Что это?

…он отпускает тело противника…

Вспышка… Исчезает противник. Исчезает беспричинный страх. Исчезает все. Остается только Болеро…

Когда он сумел это проделать, он ощутил состояние полной свободы. О да! Это был настоящий полет!

Это был полет достойный любой птицы.

Но он уже не знал об этом…