Богатая жизнь - [47]

Шрифт
Интервал

Это открытие потрясло меня.

— Перед тем, как жениться? Так вы женаты? Вы же сказали папе, что…

Морис опять бросил на меня косой взгляд и стал смотреть прямо перед собой.

— Ну, почти женился.

— А почему не женились?

Он покачал головой.

— Ну, она была вьетнамкой, я восемнадцатилетним пареньком из Чатануги, Теннеси, — сказал он, посмотрел на меня и улыбнулся. — Ладно, это история для более длинной прогулки.

Весь оставшийся до дома путь мы шли молча, слушая, как у нас под ногами шуршат листья. Когда повернули на нашу подъездную дорожку, Морис тихо сказал:

— Томми — маленький, одинокий мальчик. Нам надо заботиться о нем. Мы будем делать все, что можем. Он еще слишком маленький, чтобы просить о помощи. Он ушел в себя и оказался в ловушке. Нам надо помочь ему выбраться из нее.

Я поднял на Мориса глаза и увидел на его лице непривычное выражение озабоченности. Потом он провел рукой по моей голове, повернулся и пошел.

Когда я вошел в дом, то обнаружил, что в гостиной, на кожаном диване, сидит дядя Фрэнк с бокалом вина в руке. В последние дни он редко бывал дома, поэтому его появление произвело на меня сильное впечатление. Выглядел он подавленным и полностью вымотанным. На нем был облегающий серый костюм и красный галстук, что для него было необычно. До этого момента его гардероб ограничивался черными рубашками с черными брюками, и эта перемена цвета встревожила меня.

— Что у вас в школе случилось? — спросил дядя Фрэнк. Голос у него был сипловатый, пьяный и неустойчивый, как будто поскальзывался на только что вымытом полу.

— Томми устроил пожар, — ответил я и оглядел комнату. — Где он?

— Тетя решила показать его врачу. — Он сделал большой глоток из бокала. Круги под глазами сегодня у него были темнее обычного. — Она считает, что он пироман, — добавил дядя Фрэнк.

— Что это такое?

— Так называют того, кто все время что-то поджигает. — Он слегка рыгнул. — Да черт с ними. — Он сделал еще глоток, еще глубже уселся на диване и откинулся на спинку. Казалось, он изучает потолок. — Тедди, я пришел к выводу, что я — сплошная фальшивка.

Я ничего не ответил. Мне не понравилось, как звучит его голос.

— Во мне нет ничего настоящего, — продолжал он, — во мне нет сердцевины. Нет основания. Я — обман. Подделка. У тебя поддельный дядя. Все во мне лживо, все грим, косметика. Вот, смотри. — Он коснулся головы и стянул с себя черные волосы.

Челюсть у меня отвисла: дядя Фрэнк был лысым.

— Не смотри на меня так, как будто ты в шоке. Я же не ногу отстегнул. Это накладка. Парик. Такое бывает. Стоило мне это тридцать пять сотен долларов. — Он посмотрел на волосы у себя в руках, потом небрежно бросил их на кофейный столик. — Тридцать пять сотен баксов за чертов парик. — Он вздохнул. — Но в моем деле лысым быть не полагается. Не я эти правила установил.

Я стоял в гостиной и во все глаза смотрел на то, что было дядей Фрэнком. Морщинистый лоб и брови нависли над глазами, в этот момент он был похож на маленькую, хорошо одетую человекообразную обезьяну.

— Я подумал, что тебе следовало узнать об этом, — сказал он, помолчав. Отхлебнул еще вина. — Позволь мне, Тедди, прямо сейчас задать тебе один вопрос. Такой маленький вопросик, просто крохотный. Ты в Бога веришь?

Его вопрос меня не удивил. В этот момент я ждал от дяди Фрэнка всего, чего угодно.

— Да, — ответил я, продолжая смотреть на его кастрированную макушку, на память мне пришла картина леса после пожара.

— Значит, веришь. Интересно, очень интересно. Правда, что до меня, то я верю в случай. Я мог бы выиграть в лотерею, я мог бы быть выше ростом, иметь волосы, хорошие волосы, постоянные. Твоя мать могла бы нажать на тормоз, а не на акселератор. — Тут он прервал себя, и провел рукой по лицу. — Черт, об этом не надо было говорить. Чертов безмозглый идиот. — Он закрыл глаза. — Мне сорок девять лет, а все, что я могу предъявить в качестве жизненных достижений, — вот эта чертова накладка.

Мне стало жаль дядю Фрэнка, почему, я и сам не понимал. В нем не было обычного напора и энергии, осталась только печаль, которой я раньше не замечал. Впервые я увидел в нем папины черты.

— Вы скажете тете Бесс, что я в своей комнате? — Я решил уйти, пока дядя Фрэнк не удалил у себя еще чего-нибудь.

— Тедди, — позвал дядя Фрэнк, — я не должен был говорить с тобой о маме. Прости, пожалуйста.

Я обернулся и посмотрел на него.

— Ничего страшного.

— Ты хороший мальчик, ты это знаешь? Хороший ребенок. Бог тебя отметил. Ты все вынесешь. Если бы у меня достало яиц, то есть мужества, чтобы завести детей, то я бы хотел иметь такого сына, как ты. А теперь я задам тебе еще один вопрос, Тедди, и хочу, чтобы ты сказал правду. Я тебе нравлюсь?

— Да.

— Ты, наверное, говоришь это всем своим дядьям с «ковриками» на башке. — Он осушил свой бокал. — Помню, как в первый раз тебя увидел. Я тогда прилетел из Лос-Анджелеса. Когда вы переехали сюда, тебе было два года. Ты так испугался. Помню, как просил твоего отца не делать этого. Ты слишком старый, сказал я ему, а она слишком молодая. Но он правильно поступил, потому что в результате этой сделки появились вы с братом.

Я опять кивнул головой и продолжил подниматься к себе. Мне не хотелось больше смотреть на его лысую голову.


Рекомендуем почитать
Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.