Богатая жизнь - [45]

Шрифт
Интервал

Мы посидели, помолчали. Печаль и тревога тети Бесс заполнили всю кухню.

— Нам, наверное, больше никто не будет подкидывать младенцев, — сказал я, стараясь, чтобы ей стало полегче.

Она вздохнула, ее грудь раздулась до размеров цирка шапито.

— Не знаю. Все время случается что-то из ряда вон выходящее. Может быть, вашему телохранителю стоит встать у двери и не впускать сюда посторонних.

— Морису?

— Да. Как ты думаешь, сделает он это, если мы попросим? Не хочу, чтобы опять что-то случилось.

Я представил, как Морис несет одинокую вахту на нашем крыльце, стоя там круглые сутки, как солдат на часах, и охраняя нас от появления нежелательных младенцев.

— Даже не знаю. Спорим, больше такого не будет!

Тетя Бесс махнула рукой.

— Полно других младенцев, просто тысячи!

Я протянул руку за куском кофейного кекса и постарался переменить тему.

— Не случилось ли что-нибудь с дядей Фрэнком? — спросил я. По ее лицу сразу понял, что эта тема не лучше предыдущей.

— Почему ты так спросил?

— Я знаю, что у дяди Фрэнка проблемы.

— Кто тебе сказал?

— Я слышал, как папа говорил об этом с дядей Фрэнком.

Она встала и пошла к рабочему столу взять кувшин с молоком.

— Ему просто нужно немного денег, вот и все. Ему нужно занять деньги. И все. Он должен деньги каким-то людям, чтобы закончить фильм.

— Папа даст ему эти деньги?

— Думаю, даст. Надеюсь, что даст. Больше я ничего не знаю, просто не знаю. Хочешь еще кекса?

Я посмотрел на свою тарелку, еще полную.

— Нет.

— Да, Фрэнк, я о нем беспокоюсь. Он слишком много пьет. Похоже, ему плохо.

Она пошла к рабочему столу и принялась вытирать его посудным полотенцем. Ее рука двигалась размеренными кругами. Я ждал, что она еще что-нибудь скажет о дяде Фрэнке, но она сказала:

— У меня никогда не было детей. Я прожила жизнь, а детей у меня так и не было. Надо было завести детей, у женщины должны быть дети. — Она охватила ладонями щеки и вытерла слезинку. — Ах, Тедди, помолись, чтобы кто-нибудь взял на себя заботу об этой девочке. Чтобы это был кто-то хороший, такой, как твой отец.


Следующие два дня прошли без каких-либо событий. Папа был в Атланте, участвуя в дискуссиях по обуви, дядя Фрэнк превратился в фантом, уходя рано утром и возвращаясь поздно вечером, когда мы уже были в постели. Большую часть времени тетя Бесс в задумчивости слонялась по дому, а последний номер «Роскошной жизни» так и валялся нераскрытым и непрочитанным. Я понимал, что она очень расстроилась из-за малышки, поэтому и не спрашивал о ней. Но происшествие крепко засело у меня в голове.

Перед выходными по дороге в школу Морис спросил меня, как я себя чувствую.

— Хорошо.

— Тетя все еще переживает из-за ребенка?

— Да, немного.

— Да, такое кого угодно расстроит.

Утро было холодным, опавшие листья на земле были влажными от изморози. Но солнце светило, и я знал, что к полудню станет теплее. Томми шел в нескольких футах впереди, волоча палку по тротуару.

— Как вы думаете, что с ней будет?

— С малышкой? Не знаю. Уверен, что все будет хорошо. О ней позаботятся.

— Как вы думаете, почему они ее подкинули?

Морис прищурился, раздумывая.

— Вероятно, они думали, что в вашей семье ей будет лучше. Когда моя мама потеряла работу в телефонной компании, у нас были трудные времена, и она отправила меня пожить к тете в Сент-Луис. Мне тогда было восемь лет, и я страшно тосковал по ней. Но она вынуждена была так поступить. Так было лучше для меня. Теперь я это понимаю. Иногда приходится делать то, что необходимо, что нужно для того, чтобы как-то перебиться.

Морис раскуривал трубку, следуя обычному распорядку. Мне это казалось почти священнодействием, и я хранил молчание, пока он это делал.

— Я поговорил с твоим отцом о том, что произошло, — сказал Морис, делая первый короткий вдох. — Он хотел приехать, но я сказал, чтобы он этого не делал, что все под контролем. Он связался с полицией, и ему сказали, что с ребенком все в порядке.

— Когда папа приедет? — спросил я. Я вдруг почувствовал, что тоскую.

— Послезавтра. Он сказал, что конференция проходит хорошо. — Морис взял Томми за руку, потому что мы переходили улицу. Когда мы оказались на другой стороне, он отпустил его руку, и Томми опять убежал вперед, продолжая волочить палку, уже согнувшуюся посередине.

— Похоже, твоему папе очень нравится работа.

— Ему очень нравится Гражданская война.

— Очень важно, чтобы человек любил свою работу. Деньги совсем на него не повлияли. Они его не изменили.

— Папа никогда не меняется.

— То есть?

— Папа никогда не меняется, — повторил я, констатируя то, что и так было ясно. — Он всегда одинаковый.

— По-моему, постоянство и последовательность — это важная часть поведения родителей. Может быть, то, что он не меняется, на самом деле хорошо.

— Мне бы хотелось, чтобы он был разным.

Мы перешли еще через одну улицу. Мимо медленно проехала полицейская машина, и полисмен махнул Морису, а Морис махнул ему в ответ. Машина проехала, оставив за собой шлейф из листьев, как свидетельство того, что полиция всегда начеку.

— Ну, я уверен, что хоть немного он все же меняется. Думаю, деньги все же принесут какие-то изменения.

— Что бы вы сделали, если бы выиграли в лотерею?


Рекомендуем почитать
Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.