Богатая жизнь - [100]

— Можно туда как-нибудь съездить?

Последовала пауза.

— Почему нет, — наконец ответил папа. — Можно. Наверное, мне будет приятно еще раз там побывать. Я там не был тридцать лет.

Комната погрузилась в тишину. Меня разволновал папин рассказ и то, как он мне это рассказал. Я хотел задать другие вопросы о его жизни, хотел проговорить с ним всю ночь, но было поздно, а я устал сверх всякого предела. Лежа в постели так близко от папы, я почувствовал себя защищенным. Этого чувства у меня не было с тех пор, как умерла мама. Я на минутку прикрыл глаза.

— Ну что же, — услышал я папин голос. — Думаю, на сегодня разговоров достаточно. Надо поспать. Спокойной ночи, мальчики.

Томми ничего не ответил. Но я смог все же прошептать: «Спокойной ночи, папа» и стал сползать в сон.

Глава 12

— Ничего не могу с собой поделать, люблю чизбургеры, всякие, люблю, и все тут, — сказал Бобби Ли, наливая на тарелку лужицу кетчупа, расползшегося по ней, как нефтяное пятно. Знаю, что они вредны, но ничего не могу с собой сделать. У каждого свои недостатки. А у тебя они какие? — спросил он, откусывая от бургера. — Девчонки-резвушки?

Я проигнорировал его замечание и попытался проглотить ломтик жареной картошки. Из-за настойчивых вопросов Бобби Ли мне становилось все сложнее следовать выбранной стратегии молчания. Рано или поздно мне придется заговорить.

— Да, маловат ты для баб, — сказал он.

Мы сидели в «Новом семейном ресторане Уилла» и ели ранний обед. Вначале Бобби Ли хотел пойти в «Макдональдс», но после разговора с адвокатами было решено, что у «Уилла» нам будет легче уединиться. Они были совершенно правы: в этом ресторане мы с Бобби Ли были единственными посетителями, помимо адвокатов Бобби Ли и моего папы, которые сидели за соседним столиком и пили кофе. Снаружи я видел Мориса, привезшего меня и сейчас сидевшего и курившего в машине с приспущенным оконным стеклом.

— Здесь не плохо, — с полным ртом сказал Бобби Ли, оглядывая пустой ресторан.

Я тоже огляделся. Он был прав. За последние несколько месяцев ресторан Уилла совершенно преобразился. Толстый слой жирной и липкой грязи со стен был счищен, сделав их поверхность ярче, чище и как-то радостнее. Диваны-уголки, старые, обтрепанные, в пятнах, и столы исчезли. Их сменили столы с блестящей поверхностью, покрытые черным лаком, скользкий пол был выложен черными и белыми плитками, от которых рябило в глазах. Даже карточки меню были новыми и красочными. Они предлагали блюда впечатляющими фразами, вроде «Нам было бы приятно предложить вам…» или «Несколько чудес с гриля Уилла». В дальнем углу процесс обновления еще не был завершен: стену снесли, и за висящей занавеской проступали очертания лестниц и ведер с краской. Об идущем ремонте свидетельствовала табличка, стоявшая на пюпитре: «Приносим извинения за пыль». Усаживая нас, Уилл объяснил, что для особых случаев он пристраивает небольшой зал.

— Захотелось бы тебе съездить ко мне в Теннеси?

Я пожал плечами.

— Думаю, тебе там понравится, — сказал Бобби Ли, жуя жареную картошку. Потом выражение его лица изменилось, и он посмотрел на тарелку. — Поганая картошка, — сказал он и махнул рукой, подзывая официантку. Несмотря на все изменения, я узнал ее: это она какое-то время назад обслуживала нас с Томми и дядей Фрэнком. Она так и не отбелила себе зубы.

— Принесите мне другую картошку. Эта плохая.

Прежде чем уйти, официантка посмотрела на Бобби Ли долгим взглядом.

— Любишь бургеры?

Я кивнул.

— Твоя мама тоже любила. Мы только их и ели в Мемфисе. Ты помнишь, как мы ели гамбургеры в Мемфисе?

— Нет, — я разрешил себе это сказать, решив, что отсутствие воспоминаний о моей прежней жизни было тем пунктом, по которому следовало высказываться определенно.

— Ну конечно, ты же был совсем крохой. — Он долго тянул через соломинку кока-колу из банки. — Кем ты хочешь быть, когда вырастешь? Врачом или адвокатом? Я слышал, у тебя хорошие отметки. Знаю, ты любишь рисовать. Хочешь стать художником?

Я кивнул. Было ясно, что моя стратегия молчания на Бобби Ли впечатления не производит. Он, казалось, не обращал никакого внимания на то, что я, отвечая на его вопросы, не говорил. Я потягивал колу и думал, не будет ли более эффективна такая стратегия, когда буду отвечать на его вопросы, но лишь односложными, бесцветными словами.

— Да, ты еще маленький. У тебя впереди уйма времени. Ты можешь делать то, что хочешь. Только не ходи в армию. Это могу точно сказать. Я попытался служить там, но там мне совсем не понравилось. Мой брат Карл, это твой дядя, тоже пошел в армию. Ему там нравится. Но он всегда отличался от нас. Он и моя сестра Барбара, это твоя тетя. Мы звали ее «Растущая Барби». Они с Карлом всегда нападали на меня, учили. Барби живет в Кентукки, кажется, в Лексингтоне. Давно ее не видел.

Я ничего не говорил. Но мне хотелось сказать Бобби Ли, что эти люди, Карл и Барби, меня совсем не интересуют, мне неинтересно знать, кто они и чем занимаются. Я понимал, что он пытается навести мосты в общении со мной, ввести меня в свою жизнь, но мне хотелось домой и больше ничего.

— Значит, ты, как Эйми, много рисуешь. Да, любила она порисовать. И потанцевать. Черт, как она танцевала! Очень жаль, что с ней это произошло. Она плоховато водила машину. Всегда гнала. Я постоянно просил ее сбавить скорость. И, по-моему, зрение у нее было не очень. Помню, как-то она сказала мне, что ей нужны очки или контактные линзы. Но она так их и не купила. А зря. Тут она их носила?