Близость - [121]

– Ну… – мисс Ридли перевела взгляд на матрон, наблюдающих за нами. – В наших камерах и дамы сидят – верно, миссис Притти? И уж не сомневайтесь, мы умеем устроить интересную жизнь дамочкам здесь, в Миллбанке!

Ее дыхание обожгло мне щеку – горячее, густое, с тяжелым мясным запахом. В коридоре расхохоталась миссис Притти.

Я бросилась прочь от них – слетела по винтовой лестнице, пронеслась по коридору первого этажа, побежала через корпуса. Мне казалось, если я задержусь здесь еще хоть на минуту, надзирательницы придумают способ навсегда оставить меня в тюрьме. Схватят меня, всунут в Селинино платье, а Селина тем временем будет слепо блуждать где-то, даже не догадываясь, что теперь я заперта в бывшей ее камере.

Я бежала, и мне чудилось, будто я по-прежнему слышу голос мисс Ридли, ощущаю ее дыхание, жаркое, как у охотничьего пса. У сторожки я ненадолго остановилась, привалилась к стене и трясущейся рукой в перчатке вытерла с губ горькую накипь.

Привратник с помощниками не могли найти для меня извозчика. Улицы завалило снегом, экипажам не проехать, пояснили они; придется подождать, пока дворники расчищают дороги. Но я решила, что они просто хотят меня задержать, чтобы Селина так и не сумела найти путь ко мне. Не иначе, мисс Хэксби или мисс Ридли послали к воротам приказ, который меня опередил. Сейчас же выпустите меня, я здесь не останусь! – истерически закричала я – и, должно быть, напугала их сильнее, чем даже лютая мисс Ридли, ибо они немедленно выполнили мое требование, а когда я опрометью выбежала на улицу, еще долго смотрели мне вслед из сторожки. Я добежала до набережной и торопливо зашагала вдоль парапета, глядя на реку, которая текла быстрее, чем я шла, и жалея, что не могу взять лодку и скрыться по воде.

Ибо, несмотря на всю спешку, двигалась я медленно: снег тяжело налипал на юбки, я увязала в сугробах и вскоре выбилась из сил. У причала Пимлико я остановилась и опасливо оглянулась, держась за бок, в котором кололо острой иглой боли. Потом дошла до моста Альберта и снова остановилась – но теперь не обернулась, а напряженно всмотрелась вперед, в дома Чейн-уок. Я отыскала глазами свое окно, хорошо видное от моста сейчас, когда деревья голые.

Я надеялась увидеть в нем Селину. Но не увидела ничего, кроме слепых стекол и белого креста рамы. Мой взгляд скользнул вниз по светлому фасаду дома – к крыльцу и белым от снега кустам.

Перед крыльцом в нерешительности стояла одинокая темная фигура, словно не зная, подняться ли по ступенькам или развернуться и уйти прочь…

Женщина в форменном тюремном плаще.

Я опять побежала, оступаясь и оскальзываясь на мерзлых дорожных колеях. Я бежала, и студеный воздух, казалось, забивал мои легкие острыми ледяными осколками, грозя задушить. Когда я подбежала к ограде дома, женщина в темном плаще по-прежнему была там – она все-таки поднялась по ступенькам и уже собиралась постучать в дверь, но в следующий миг услышала мои шаги и повернулась. Низко надвинутый капюшон скрывал ее лицо; когда я рванулась к ней, она вздрогнула, а когда я выкрикнула: «Селина!», она вздрогнула еще сильнее. Потом откинула капюшон и выдохнула:

– Ах, мисс Прайер!

Это была не Селина, вовсе не Селина. А миссис Джелф, из Миллбанка.

Миссис Джелф. После мгновенного потрясения и разочарования первой моей мыслью было, что ее прислали забрать меня в тюрьму, а потому, когда она ко мне подступила, я ее оттолкнула и попыталась убежать. Но теперь юбки стали тяжелее прежнего и легкие отяжелели, забитые льдом. Да и вообще – куда мне было бежать?.. Когда миссис Джелф подошла ко мне сзади и дотронулась до моего плеча, я повернулась, вцепилась в нее и разрыдалась. Я стояла и рыдала в ее объятиях, словно она мне нянюшка или мать родная.

– Вы пришли… из-за нее, – наконец выдавила я.

Она кивнула. Только тогда я внимательно в нее всмотрелась – все одно что в свое зеркальное отражение: лицо желтое на фоне снежной белизны, глаза красные, словно от слез или от долгого напряженного вглядывания. И тогда я поняла, что, хотя Селина ничего для нее не значит, она все равно переживает ее исчезновение, переживает тяжело, пускай и на свой странный лад. Вот почему и пришла ко мне за помощью и утешением.

Сейчас только она одна хоть как-то связывала меня с Селиной. Я еще раз окинула взглядом пустые окна своего дома, затем оперлась на руку миссис Джелф. Она подвела меня к двери, и я отдала ей ключ, не доверяя своим трясущимся пальцам.

Мы вошли бесшумно, как воры, и Вайгерс к нам не вышла. Дом, все еще заколдованный чарами моего ожидания, казался очень холодным и очень тихим.

Я провела гостью в папин кабинет и затворила дверь. Там миссис Джелф заметно разнервничалась, но все же расстегнула дрожащей рукой меховой плащ. Под ним я увидела тюремное платье, сильно измятое; но вот форменной шляпы на ней не было, и волосы свисали ей на уши – каштановые волосы с редкими нитями седины. Я зажгла лампу, но не решилась позвонить Вайгерс, чтобы растопила камин. Мы сидели в плащах и перчатках, изредка подрагивая от холода.

– Господи, что вы должны обо мне думать, когда я без приглашения заявилась к вам дом? Если бы я не знала, как вы добры… – Она закрыла лицо ладонями и начала тихонько раскачиваться на стуле. – Ах, мисс Прайер! – глухо простонала она в перчатки. – Вы не представляете, что я натворила! Не представляете, не представляете…