Блаженны кроткие… Священномученик Сергий Лебедев, последний духовник Московского Новодевичьего монастыря. Жизненный путь, проповеди, письма из ссылки - [65]

Вот почему по справедливости завидной считается кончина на Пасху, вот почему естественным и понятным является всеобщее желание почивать сном смертным именно под дивные звуки пасхальных песнопений. Однако наблюдения жизненного опыта показывают, что кончина на Пасхе – необычное явление. Это удел немногих избранников Божиих, это дело особенной милости Божией к почившему. И всегда становится отрадно за почившего! Значит, думается, заслужил он себе эту редкую кончину, значит, в жизни его были черты, которые привлекали к нему эту особенную милость и благоволение Божие. Радуемся и за тебя, предлежащий пред нами, дорогой собрат наш. Блажен ты, его же избрал и приял Господь наш в светлые, незабвенные дни всемирной пасхальной радости. Замечательны, братие, совпадения. Рождение и в земную, и в вечную жизнь Николая Ивановича последовали на пасхальной седмице. Это знамение особенной милости Божией к почившему.

Под живительными лучами Воскресения Христова началось его бытие. Это ли не знамение особенной милости Божией к почившему, это ли не лучший предвестник будущей и светлой жизни?! Какова же была эта так знаменательно начавшаяся жизнь? В настоящем слове невозможно обстоятельно ответить на этот сложный во многих отношениях вопрос. По необходимости, приходится быть кратким…

Почивший принадлежал к категории тех людей, которым не дается в удел кипучая деятельность, которые не ведут устной и печатной горячей борьбы с врагом добра и правды. Всю жизнь свою он сиял тихим светом, отражая в своей личности тот луч Божественного света, о котором сказал пророк, говоря о Христе: «Он льна горящего не угасит, трости надломленной не сокрушит» [ср. Ис. 42, 3]. Вот этот-то образ кроткого, милосердного, любвеобильного Господа Иисуса почивший и носил в своем сердце и старался воплотить в своей жизни. Тихо, честно и чисто протекали годы юности, годы трудного учения в средней и высшей духовной школе. Годы юности – ведь это целая эпоха разного рода увлечений, но только не для таких лиц, как почивший! Он сумел выдержать и сохранить себя среди разного рода соблазнов, отдавая почти без остатка все время на дело своего умственного образования и развития. Так протекала первая половина его жизни. Вторая, совершенно равная первой половина, пора зрелости его духовных сил, началась и окончилась им уже в сане священника. Почти 26 лет из 53-х всей жизни он был священником Новодевичьего монастыря.

За все это время почивший поражал всех своей кротостию и незлобием. Ни одного недоразумения, ни в большой семье церковного причта, ни среди монашествующих, ни среди многочисленных вкладчиков и посетителей монастыря. Со всеми он был неизменно вежлив и доброжелателен. Ни звука раздражения и тем более грубости, всегдашняя готовность идти без отговорок по первому требованию на дело службы, на эти, иногда утомительные по количеству и опасные для здоровья, в дурную погоду, панихиды. Вот каким был почивший все время от начала до конца своей жизни.

К интересам причта почивший относился свято. При безукоризненной честности и беспримерной аккуратности, ради интересов причта он нередко поступался и чувством уважения к своим достоинствам. Случалось, например, что некоторые вкладчики монастыря по своим личным соображениям и впечатлениям предпочитали его служение кому-либо другому[241]. И почивший в таких случаях всегда уступал всем и каждому, без колебаний и выражений обиды, лишь бы предотвратить неудовольствие вкладчиков и поддержать интересы причта. А с каким благородством почивший держал себя в общепричтовых делах! Единолично и самовластно обычно не решал он ни одного, даже пустячного, вопроса. Всегда обстоятельно и сердечно посоветуется с каждым из нас. И это не только в причтовых, но и в житейских своих делах он любил делиться своими переживаниями с нами – его сослуживцами. Все это, конечно, объединяло нас между собою. Мы смотрели на него истинно как на родного, близкого нам человека, а не только как на сослуживца, связанного с нами лишь служебными интересами.

Десять лет пришлось мне работать с ним в качестве его помощника в деле преподавания Закона Божия в нашей монастырской школе. Меня всегда изумляло его аккуратное и ревностное отношение к своим обязанностям. Я не знаю случая, когда он позволил бы себе сократить положенное на урок время и дать его несколькими минутами меньше. Я не знаю случая, когда бы наш почивший ревностный заведующий задержал исполнение какой-либо, даже неважной, бумаги, касающейся школы. Отношение почившего к детям и нам, сослуживцам, преисполнены были деликатности и благородства. Недоразумений и столкновений и в этой области у нас не было с ним никаких. И здесь между нами была полная солидарность и уважение друг к другу. Ни одной бумаги не отправлено им без совместного обсуждения, ни одного дела по школе не решал он единолично. Все у нас было общее. Даже 15-ти рублей казенного полугодичного жалования, положенного одному только законоучителю, он не мог не разделить со мной.

Вот в каких добрых, привлекательных чертах встает пред нами нравственный облик почившего как священника и законоучителя.