Блатные и уличные песни - [7]

А я утомленный тоской и тревогой.

Осталось немного еще впереди…

ГОЛУБИ

Голуби летят над нашей зоной,

Голубям преграды в мире нет.

Как бы мне хотелось с голубями

На родную землю улететь.

Но забор высокий не пускает,

И колючек несколько рядов.

Часовые с вышек наблюдают,

И собаки рвутся с поводов.

Вечер за решеткой догорает.

Солнце тает, словно уголек.

На тюремных нарах напевает

Молодой уставший паренек.

Он поет, как трудно жить без воли,

Без друзей и ласковых подруг.

В этой песне было столько горя,

Что тюрьма заслушалася вдруг.

Плачут в дальних камерах девчата,

Вспоминая молодость свою,

Как они когда-то и кому-то

Говорили ласково: «Люблю…»

Даже самый строгий надзиратель

У стены задумчиво стоит.

Только он один, паскуда, знает,

Что парнишке ночь осталось жить.

А наутро грянули засовы,

Повели парнишку на расстрел,

И последним было его слово:

«Приведите сына повидать!»

И по темным, узким коридорам

Пробежал мальчишка лет пяти,

Бросился на шею с криком:

«Папа! Ты меня с собою забери!»

Вы летите, голуби, летите,

Вы летите в дальние края,

Вы родимой матушке скажите,

Что нет больше сына и отца…

ГОРЬКИЕ СЛЕЗЫ

Вешние воды бегут с гор ручьями,

Птицы весенние песни поют.

Горькими хочется плакать слезами.

Только к чему? Все равно не поймут…

Разве поймут, что в тяжелой неволе

Самые юные годы прошли.

Вспомнишь о воле, взгрустнешь поневоле,

Сердце забьется, что птица в груди.

Плохо, мой друг, мы свободу любили,

Плохо ценили домашний уют.

Только сейчас мы вполне рассудили,

Что не для всех даже птицы поют.

Вспомнишь о воле: былое веселье,

Девичий стан, голубые глаза…

Только болит голова, как с похмелья,

И на глаза накатится слеза.

Годы пройдут, и ты выйдешь на волю,

Гордо расправишь усталую грудь,

Глянешь на лагерь презренно глазами,

Чуть улыбнешься и тронешься в путь.

Будешь бродить по российским просторам

И потихоньку начнешь забывать

Лагерь, окутан колючим забором,

Где приходилось так долго страдать.

СУДИЛИ ПАРНЯ

Шумел бушующий камыш,

Судили парня молодого,

Он был красив и молчалив,

Но в жизни сделал много злого.

Его хотели расстрелять,

Он попросил у судей слова.

Ему не смели отказать,

Нет прав на это у закона.

«Когда мне было десять лет,

Я с родаками распрощался,

Я стал курить и выпивать

И со шпаною я связался.

Однажды мы вошли в село,

Где люди тихо мирно спали,

Мы грабили один лишь дом

И света в нем не зажигали.

Когда же я зажег свечу…

Тоя такое там увидел…

О, Боже! Ты меня прости…

Я сам себя возненавидел.

Там на полу лежал отец.

Он был убит моей рукою.

Его уже остывший труп

Был залит собственною кровью.

А рядом с ним лежала мать

В груди с кинжалом, умирая…

С ее печальных грустных глаз

Слеза хрустальная упала.

А малолетняя сестра

В кроватке тихо умирала…

Она, как рыба без воды,

Свой алый ротик открывала.»

Шумел бушующий камыш,

Судили парня молодого,

Он был красив и молчалив,

Но в жизни сделал много злого.

НИТИ ПАМЯТИ

Передо мной остатки древней старины,

А нити памяти с прошедшим неразрывны,

Но только мне воспоминанья не нужны,

А все, что было между нами, мне противно.

Ты в дни удачи одевал меня в меха,

И я под елкой находила чувств презенты,

Но незаметно подошла ко мне беда,

И жизнь помчалась, будто в жуткой киноленте.

Шум кабаков, меха и платья-декольте

Пришлось сменить мне на сатиновую робу.

И за окном пейзажи вижу я не те,

А завтра снова гонят в дальнюю дорогу.

Но ты остался непричастен ни к чему.

Я лишь мечтала сохранить все наши чувства,

А для чего, теперь сама я не пойму,

Ведь без тебя в душе и в сердце стало пусто.

Мне все равно, я жду какого-то конца.

Забыть пытаюсь я конвой, этап и зоны,

Но для чего ж храню я образ подлеца?

Для чувства, видно, не написаны законы.

И если ты придешь когда-нибудь ко мне,

Блеснув беспечно вновь улыбкой златозубой…

Теперь не снишься ты мне даже и во сне,

И я, клянусь, что все, что было, позабуду!

А МНЕ ПЛЕВАТЬ

Я всю Россию прошагал,

В шалманах пил, в притонах спал,

Попал, братишки, в лагеря, а мне плевать!

А мне плевать на белый свет,

И до звонка мне скидки нет.

А, значит, мне свободы не видать!

Я медвежатник, крупный вор,

И срок пришил мне прокурор.

На всю катушку размотал, а мне плевать!

Меня не купишь за калач,

Я не какой-нибудь стукач,

А значит, век свободы не видать!

Стоит на стреме часовой,

Он охраняет мой покой.

Он для зека родная мать, а мне плевать!

Закажут гроб, взведут курок.

Короче жизнь — короче срок,

А значит, мне свободы не видать.

Я всю Россию прошагал,

В шалманах пил, в притонах спал,

Попал, братишки, в лагеря, а мне плевать!

А мне плевать на белый свет,

И до звонка мне скидки нет,

А значит, мне свободы не видать!

МЕСТЬ

Это было летом, в жаркую погоду,

Когда сидели мы под липкою в скверу.

В твоих глазах метался пьяный ветер,

И папироска чуть дымилася во рту.

Ты подошла ко мне похабною походочкой

И тихо на ухо шепнула мне: «Пойдем…»

А через час, споивши меня водочкой,

Ты завладела моим сердцем, как рублем.

Я не был вором, а ты была блатная,

Ты уркаганом сделала меня.

Ты познакомила с малиной и наганом,

Идти на мокрую не дрогнула рука.

Нас было пятеро фартовых ребятишечек,

И все барышники имели барыши.

Четверых к стеночке поставили по делу,

Меня ж надолго в тюрягу упекли.

Брючата-чарльстоны, колесики со скрипом

Я на халатик тюремный обменял.