Благословение проклятых дорог - [20]

Я закрыла глаза, вспоминая ту единственную сцену, которую вернула память. От прикосновения любимого внутри всё пело… Казалось, от близости тёплого тела мир переливался многоцветной радугой, а я… я задыхалась от безбрежной нежности, такой огромной и яркой…

И, подавшись вперёд, я обняла за шею не Ирвина, а того, чей голос обесценивал всё, кроме любви. Губы коснулись губ. Я целовала не инкуба, а позабытого любимого, но не чувствовала и тени той ослепляющей радости касания. Делала вид, а в груди растекалась желчь…

— Я пришлю к тебе кого-нибудь, — проговорил мужчина ласково, когда я отодвинулась и спрятала лицо на его плече. — Если что-то понадобится, только скажи.

— Хорошо… милый, — выдавила я из себя лживое.

— Я бы остался, но тогда не смогу сдержать слово насчёт «большего», — признался мужчина, целуя в макушку. — Пойду, займусь делами, успокоюсь. Но обедаем вместе!

Я лишь кивнула, из последних сил улыбаясь.

Когда дверь закрылась, звука ключа, проворачиваемого в замке, я не услышала, но даже обрадоваться не смогла. Слёзы душили. Ощущение, будто предала и себя, и того, кто был так дорог несмотря на выкрутасы памяти. Но нужно сдержаться. Если Ирвин вернётся и увидит меня рыдающей взахлёб, жертва будет напрасной.

Хотя… На деревянных ногах я подошла к Шаксус Джеру и упала рядом. Плакать над телом бессознательного друга — не преступление. Меня хватило лишь на это — придумать себе оправдание. А дальше…

Обхватив неподвижную тушу, я тихо заскулила. Что я натворила? Как могла поддаться обстоятельствам и… Где ты, любимый? Кто ты? Почему не со мной? Поймёшь ли меня когда-нибудь?! Простишь ли? Знаю, простишь. Но прощу ли себя я сама? И дело не в самом поцелуе. Но я… целовала другого, думая о тебе… Гадко, подло…

Стон сменился воем. Размазывая слёзы по алой шкуре, я ревела навзрыд. Что я делаю не так? Мечтала попасть в сказку, встретить друзей и найти принца? Друзей потеряла, принца тихо ненавижу, а сказка с каждым днём всё больше похожа на кошмар! Не хочу так! Больно, как же больно… Ненавижу себя!

Я цеплялась за Шаксус Джера, чувствуя, как колотит от рыданий. Почему-то с каждой минутой в комнате становилось холоднее. Кожа покрылась мурашками, слёзы застывали льдинками на щеках… Один лишь Нашкар согревал ровным теплом. Почему я такая слабая? Ни сбежать не могу, ни высказать инкубу всё, что думаю про его поползновения, подпаивания и…

— Мать, ты с дуба рухнула, что ли? — сквозь рыдания услышала вдруг безумно знакомое ворчание. — Задушить хочешь, или заморозить нафиг?

Вздрогнув, я испуганно огляделась. Никого.

Дожила! Уже глюки попёрли! Угу. Если такие истерики закатывать, и не до такого можно себя довести. Размазня сопливая! Я всхлипнула. Кому такая нюня нужна? Уж точно не тому, о ком сейчас рыдаю… Судорожно сглотнув, опять всхлипнула и набрала воздуха в грудь для очередного витка рыданий по поводу собственной дурости.

— Ты не дура, а самая настоящая истеричная садюга, — снова раздалось тихое, но на этот раз с явными нотками злости. — Нет, я не против помыться, но не твоими же соплями!

Я с трудом поднялась, с удивлением наблюдая, как падают на пол прозрачные льдинки. Оказывается, не просто так околела. И кожа, и волосы покрылись тонкой корочкой льда. Ой, мамочки…

— А насчёт Хартада, — продолжал издеваться невидимый собеседник, — даже если ты тут всё соплями перепачкаешь, этот влюблённый псих и бровью не поведёт. Его ж на почве любви к тебе клинит не меньше, чем некоторых!

— Эм… ты про Ирвина? — растерянно выдавила я. — Насчёт «клинит некоторых».

— Про тебя, сумасшедшая!

Я уставилась на открывшийся жёлтый глаз монстра.

— Эм… доброе утро, — поздоровалась я сипло.

— Оно и видно, — хмыкнуло, снова закрывая глаз, существо. — Я тебе дам «существо»! Думай, что думаешь!

— Из-из-вините…

— Тэкс… — только сейчас я поняла главное: ехидный голос раздавался прямо в голове. — Таш, ты опять за своё? Снова память отправила в кругосветку отдохнуть?

— Снова? Я… не помню.

— Тфу на тебя, склеротичка! А ещё Хранительница!

— Кто?

— Слушай, имей совесть! У меня ж сил нет даже подзатыльник тебе залепить! Дай хоть в себя прийти.

Я покосилась на мощную когтистую лапу. Ой-ой… После такого подзатыльника долго не живут! Пойду-ка я умоюсь, пожалуй. Заодно поищу, чего на голову напялить вместо каски…

— Угу, — протянула Шаксус Джер удовлетворённо. — Сразу расхотела нюни распускать! По нормальному не понимаешь, а как рявкнешь на тебя — мозги включаются. Эх, Ташка-Ташка…

— Простите, я…

— Укушу! — грянул в голове грозный рык.

— Теперь-то что не так? — вызверилась уже я, вытряхивая из уха оглушительный вопль монстра. — И вообще, прежде чем угрожать, лапки в кучку собери! Валяется тут на ковре дохлой мышкой, а выпендривается, как бодрая ехидна!

— Так-то лучше, — рассмеялось существо. — Боевая ты мне больше нравишься. Но больше на «вы» ко мне не обращайся и монстром не обзывай. Как назвала Алькой, так и зови.

— Дурная ты какая-то, — всё ещё злясь, пробормотала я.

— Угу, кто бы спорил. Но не тебе жаловаться, чудовище истерическое!

— Почему это? — плеснув водой в лицо, булькнула я и потянулась за полотенцем.