Благие дела - [78]

Карианна вслушивалась в голоса, но не слышала среди них знакомых. Она признала только Пера Эрика. Оказалось, что ей ничего не стоит притворяться, подготовка и терпеливое ожидание многих дней возымели действие: она хохотала. Время от времени Пер Эрик вспыхивал, глядя на нее, и бросал на приятелей горделивые взгляды, точно не веря собственной удаче и требуя от них подтверждения.

Пожалуй, Карианна несколько увлеклась пивом — ее не покидало ощущение нереальности происходящего, она чувствовала себя сторонним наблюдателем, она смотрела фильм, это было не с ней! Кто-то другой пошел с Пером Эриком в кино и тискался с ним в последнем ряду полупустого зала весь нуднейший вестерн, во время которого они даже не смотрели на экран; кто-то другой позволял этому типу целовать себя, неуклюже засовывать слюнявый язык ей в рот, щупать грудь и ляжки. Неужели Карианна действительно впустила его домой, взяла с собой в постель в бывшей Мимминой комнате, в желтом каменном доме по Тересесгате? Нет, это невероятно. Она не могла творить такое, это был кто-то другой, автомат, марионетка, фантом, постороннее бездушное тело.

И это не Карианну выворачивало наизнанку в уборной на следующее утро. И не она продолжала как ни в чем не бывало встречаться с Пером Эриком, снова и снова лежать с закрытыми глазами под тяжестью его пыхтящего тела, нет, она не имела к этому никакого отношения. Невозможно и представить себе, чтобы она пошла в гости к нему домой, познакомилась с младшим братом, с отцом! Увидела его комнату типичного подростка, с моделями самолетов и плакатами на военные темы на стенах… И что он запер дверь и, красуясь, с заговорщицким видом извлек из глубины шкафа, с самой верхней полки, из-под свитеров и стопки ненужных учебников, игрушечный пистолет и патроны к нему. Ты не думай, это не пугач, объяснил он Карианне, это настоящий пистолет, он стреляет. Смит и Вессон, тридцать восьмого калибра, с деревянной рукоятью. Карианна высказала недоверие. Как он заполучил его? Разве не надо иметь разрешение на хранение оружия? Пер Эрик высокомерно рассмеялся. Он не может раскрыть секрет, поскольку пистолет достался ему в результате некоей махинации, через одного знакомого со связями, но он с удовольствием когда-нибудь продемонстрирует его в действии. Он отличный стрелок, похвастался Пер Эрик. Он показал ей, как пистолет заряжается, как его следует держать: теплый после его руки, довольно увесистый, он был для Карианны живым и зловещим. Она с трудом поборола отвращение, но все же поборола. И даже улыбнулась. Кстати, она и говорить стала иначе, с каким-то пришепетыванием, тут она, вероятно, переигрывала, но ей почему-то казалось, что это соответствует ее роли.

Перу Эрику было девятнадцать лет, и он, рассердившись, мог прийти в дикое ожесточение. Однажды он даже стукнул Карианну, когда та не согласилась пустить его к себе домой (у нее нет сил, говорила Карианна, к тому же она нездорова). Она заплакала. Пер Эрик настоял на своем, обиженный несправедливостью, как ребенок. Он и был большим ребенком, незрелым юнцом; в глубине души она презирала его и была уверена, что может вертеть им, как захочет. У нее были сильные подозрения, что в огромную железную дорогу, которая стояла в детской, в сумрачной квартире на Гейтмюрсвейен, играл не только младший брат. Неужели все это было правдой? Неужели все это происходило в действительности? Неужели Карианна и впрямь обнаружила у него под кроватью кипу расистских листовок? Она пожаловалась ему на противных иммигрантов: вечно они пристают к ней, если она ходит вечерами одна. Он помрачнел. Мало того, что они пристают к невинным норвежским девушкам и отнимают работу у честного народа, они еще сбывают наркотики, у него есть сведения про нескольких алжирцев, их уже арестовали; он знает и кое-кого еще, кто пока не арестован, сказал Пер Эрик, они за ними следят… Тут он спохватился и умолк. Кто это они? — поинтересовалась Карианна. Нет-нет, он ничего не имел в виду. Однако в конце концов она выведала у него эту тайну и не могла поверить своим ушам! Они создали молодежную группу: он, его живший в Линнеберге двоюродный брат и еще двое ребят из того же района. Время от времени они собирались за лимонадом с булочками и строили планы освобождения страны от наркотиков, иностранных рабочих, проституции и коммунистов всех мастей, начиная с молодых либералов из «Унге венстре» и кончая маоистом Полом Стейганом и его сторонниками. Может, они сделали себе шалаш в лесу и летом играют там в индейцев и белых? Карианна не знала, но это было бы очень в их стиле. Несколько раз они устраивали в лесу стрельбы, проговорился Пер Эрик. А можно ей тоже вступить в группу? Это ведь так интересно. Он не уверен… он вообще не должен был ничего выбалтывать Карианне. Но ей очень хочется… И он ведь дружит с этими ребятами, не так ли? Так-то так, только надо бы спросить Эриксена, он у них начальник. Начальник? — удивилась она. Ну да, он старше их всех, служил в войсках Объединенных Надий в Ливане, чуть не погиб там. Он организовал что-то вроде караульного отряда, куда входит и двоюродный брат Пера Эрика, у них есть собаки и пистолеты со слезоточивым газом. У Пера Эрика и у самого была собака, но она покусала в парке старуху, и брат настоял, что ее надо пристрелить. Проклятье! Такая была четкая собака. Верная. Она и бабку-то укусила потому, что кинулась защищать его. Собаки все такие, ну если не считать разных там пуделей и прочего дерьма. А у него был доберман, и всего-то пяти лет от роду, пришлось отвести его в лес и пристрелить. Пер Эрик расправил плечи: это было по-мужски, только слабаки мучают собаку всякими уколами и другой ерундой, сказал он; самое лучшее — пуля в лоб. Карианна смотрела на него широко раскрытыми глазами, он принял это за выражение восхищения и, довольный, потрепал ее по бедру.