Благие дела - [27]

.

Он ушел к себе около трех часов ночи.

В воскресенье вечером вернулась Анетта.

В последующие дни Анетта не покидала своей комнаты, она в основном лежала в постели, отвернувшись к стене, много плакала, иногда подолгу говорила, потом часами молчала.

Магнар тенью бродил по дому, притихший, с провалившимися глазами. Он присматривал за ребенком, посещал занятия в училище, готовил еду, которую относил наверх, Анетте, чтобы часом позже принести обратно. Гейр с Тиной пребывали в недоумении, но остерегались задавать вопросы; как ни в чем не бывало вел себя один только Грённер: он приходил и уходил, на этой неделе он работал в ночную смену и поздно спал днем. Мало бывая дома, он и не заметил, что все вокруг вытянулись в струнку и затаили дыхание.

Рут тоже вытянулась в струнку и затаила дыхание. Навозившись за день с младенцами, она возвращалась с работы измотанная и избегала общения с Магнаром. Они старались даже не глядеть друг на друга, если сталкивались на лестнице. Однажды Рут поймала себя на том, что сторонится и Лейва, с которым раньше очень любила заниматься. Гейр и Тина морщили лбы, удивляясь на нее. Тина только качала головой и помалкивала, Гейр же попробовал осторожно разведать обстановку. Не случилось ли чего? И как там Анетта, сколько еще она будет валяться в постели со своим гриппом? Может, позвонить врачу, если ей так худо?..

Рут, однако, ничего не могла посоветовать им. Пусть решает сама Анетта…

Но!..

Только в пятницу вечером Анетта поднялась с постели, постучала к Рут и сказала, что хочет поговорить с ней.

Неделя проходила за неделей, Рут совсем выбилась из сил, в отпуск она шла позже, чем рассчитывала, и до сих пор было неизвестно, дадут ли ей оставшуюся после фру Стенберг группу смешанного возраста. Фру Стенберг уже некоторое время отсутствовала, и около месяца назад им сообщили, что она уволилась, у нее серьезные нелады с сердцем. Услышав про это, Рут тотчас отложила свой отпуск и подала заявление на ее место. Рут нравились и малыши, но ей необходимо было разговаривать с детьми, все-таки она была по образованию воспитателем старших дошкольников. Специалисты по дошкольному воспитанию праздновали победу, когда им удалось доказать, что младенцы тоже нуждаются в персонале с педагогической подготовкой. Для Рут же это была чистая теория, она явно отдавала предпочтение работе с более старшими детьми. Наконец-то она сможет проводить настоящие утренние собрания, планировать с ребятами день!

Домашняя обстановка постепенно разрядилась, и тем не менее Рут никак не могла перевести дух, хотя Анетта казалась почти прежней. Почти. Она была мила и разговорчива, она ходила на работу, ухаживала за Лейвом, подтрунивала над Грённером. Она поделилась случившимся с Тиной, а та пересказала все Гейру. Магнар, Анетта и Рут даже как-то вечером сошлись вместе и попытались «выяснить отношения». Разговор получился натянутый, сложный.

Рут чувствовала, что от нее добиваются смирения, покаяния, — и разозлилась. Прямо как в викторианском романе! Любовь, целомудрие, жертвенность! Убиться можно… Нравственные устои…

— Ты зря так переживаешь, — сказала ей однажды Тина.

Была очередь Рут готовить обед, и она резала на кухне лук, чтобы поджарить сайду, отчего из глаз катились слезы Тина только что пришла с работы и сидела за чашкой кофе.

Рут утерла луковые слезы и рассмеялась.

— Да нет, сейчас все как будто уже не страшно, — несколько уклончиво проговорила она: обсуждать эту тему было трудно, Рут боялась сболтнуть лишнее…

— Мы же видим, как тебе достается, — отозвалась Тина, — честно говоря, мне кажется, Анетта перегибает палку! Не могла же она всерьез ожидать верности до гроба и прочего. Нельзя считать кого-то своей собственностью, даже если вы женаты.

— Легко сказать, — протянула Рут. — Хотя… Я тоже так думала. Но я не представляю, как бы реагировала сама… А ты?

— Я-то знаю, — обронила Тина и тут же умолкла. Рут не стала выспрашивать, откуда она знает.

— Все оказалось отнюдь не так просто и замечательно, как я предполагала раньше, — после некоторой заминки призналась Тина. — И все-таки это еще не конец света. Вопрос в том, что за этим кроется, то есть самое страшное — вовсе не сам поступок. Почему у нас грань проходит именно тут? Благопристойная беседа за чашкой кофе может заключать в себе куда больше страсти, хотя при этом пара, бывает, даже не держится за руки… Нам надо изживать еще много старых представлений и обычаев.

— А может, они все же нужны, — возразила Рут. — Ведь Анетта на самом деле права. Я этого не понимаю и никогда не думала, что она… Но если я чего-то не понимаю — а мне это действительно недоступно. Тина, я уже выяснила, — так, может, это мой недостаток, мой изъян, от которого Анетта как раз и свободна? Почему бы не предположить такое?

Вся эта история очень на руку Анетте, — сухо заметила Тина. — Теперь у нее есть на что сваливать, есть повод изображать обиженную.

— Нет, так думать некрасиво! — возмутилась Рут. — Соблазнительно, но некрасиво же, черт возьми! Если нам самим это недоступно, если мы не в силах почувствовать, насколько это может быть серьезно, если нам неприятно видеть чужие страдания, тогда мы готовы на что угодно, лишь бы уберечь себя от угрызений совести… и тогда мы впадаем в ярость или в высокомерие, потому что не желаем брать на себя вину, верно? И тогда все делается еще хуже…