Бивуаки на Борнео - [19]

Не было ни малейшего способа уклониться от деспотического гостеприимства даяков. Они приходили за нами и тащили нас силой, подымая даже среди ночи, чтобы идти пить. Одновременно нам подавали угощение: клали перед каждым несколько горстей холодного риса и куски вареного кабаньего мяса с клочьями косматой шерсти, которую среди всеобщего беспечного веселья не позаботились даже удалить; счастье еще, если животное было убито накануне, что случалось редко.

Время от времени кто-либо из мужчин садился на корточки перед одним из нас и нараспев импровизировал тост, после чего вливал нам в глотки по огромной кружке или ковшу очищенной рисовой водки. По обычаю, выпивший в свою очередь должен был ответить импровизацией. Мы, понятно, пользовались этим, чтобы исполнять невесть какие гусарские или застольные песни. Наибольшим успехом неизменно пользовались «Рыцари круглого стола», и посторонний человек был бы немало удивлен, услышав, как все эти люди с внешностью воинов хором повторяют: «Пригубим вино — хорошо ли оно!»

Чревоугодничество чередовалось с увеселениями. Вначале женщины водили по галерее вокруг дома хоровод, распевая под аккомпанемент притопывавших о пол босых ног. Затем к ним присоединялись мужчины, увлекая за собой и нас. В течение долгих часов все ходили таким манером друг за другом, хором повторяя строфы, которые красивым низким голосом исполнял солист.

Внезапно все расходились и усаживались вокруг галереи. Наступало время танцев. У даяков, собственно, нет коллективных танцев. Каждый по очереди входил в круг и плясал под критическими взглядами присутствующих. Женщины подражали движениям калао, держа в каждой руке по вееру из длинных черных и белых перьев, вырванных из хвоста птицы. Мужчины разыгрывали сцену боя и обезглавливания, совершая пируэты и прыгая друг через друга с дикими криками.

Нам, как чужеземцам, выпала честь открыть танцы. Как мы ни упирались, нас поочередно выволакивали на середину галереи, венчали шлемом из шкуры пантеры, украшенным перьями калао, вооружали щитом и мандоу и заставляли исполнять свой номер, к великой потехе зрителей, которые покатывались со смеху при виде нашей неуклюжести.

И все праздники напролет, ночью и днем, разносились по воздуху от хижины к хижине неотвязные звуки гонгов. Эта заунывная, почти нечеловеческая в своей механической регулярности музыка, к которой примешивалось действие винных паров, уносила нас куда-то вдаль, в огромный лес Апо Кесио — зеленый рай даяков, где не переводятся кабаны.

Глава пятая

Даякское общество. Не доверяйте женщинам. Недоразумение между кинооператором экспедиции и флейтистом. Дети и домашние животные.

После нашего импровизированного участия в празднике головы жители Лонг-Кемюата окончательно признали нас своими. Даже великий вождь уже не видел в нас переодетых миссионеров и предоставил в наше пользование свою большую хижину в центре деревни.

Сам он перебрался в свой «загородный дом» в нескольких километрах ниже по течению. Нанося ему визиты, мы заставали его всякий раз за работой: он непрестанно расширял свои рисовые поля, в чем ему помогала старшая из жен; младшая же проводила время в сплетнях то о тех, то о других — под стать какой-нибудь нашей кумушке.

В этой деревне с населением триста с лишним человек мы прожили полгода и под конец знали уже почти всех по именам, так как были участниками каждого радостного или печального события в их жизни.

Благодаря знанию индонезийского языка, находящего все более широкое распространение, мы без труда объяснялись с большинством деревенских жителей, за исключением нескольких старых упрямцев. Впрочем, один из этих стариков до конца оставался для нас загадкой. Трезвый, он не разумел ни слова по-индонезийски, но стоило ему напиться — а это, к счастью, случалось довольно часто, — как он не только превосходно нас понимал, но и становился неистощим на рассказы.

Даякское общество зиждется прежде всего на огромном чувстве солидарности. Все члены племени живут в длинных общинных домах, которые так поразили нас. Они сообща корчуют лес, сеют, строят пироги и висячие мосты. Группами же они охотятся на кабанов или собирают драгоценную смолу дамар, выручка от продажи которой делится поровну.

Хотя деревенскими старшинами всегда бывают мужчины, женщины нередко имеют голос в жизни племени. Во всяком случае, они пользуются куда большей свободой, чем во многих первобытных или так называемых развитых обществах. Как и мужчина, женщина имеет право на развод и без колебаний прибегает к нему, если супруг ее не устраивает. После развода, который совершается всегда очень просто, без всякого намека на драму, дети следуют за отцом или остаются с матерью — что, впрочем, не имеет ни малейшего значения, потому что все живут в одном доме. Если женщина вторично выходит замуж, ее первый супруг становится почетным гостем и лучшим другом, почти братом второго.

Мужчины, за исключением нескольких великих вождей, имеют обычно по одной жене. Следует, однако, признать, что они отнюдь не отказывают себе в удовольствии обмануть жену, а последняя в свою очередь довольно редко упускает случай отплатить той же монетой. С этой точки зрения даякское общество мало чем отличается от нашего. Но оно разнится в том отношении, что обманутый супруг, как правило, просто требует у соперника возмещения в виде мандоу или кувшина, а тот никогда не отказывается уплатить эту скромную компенсацию.