Битвы зверей - [21]

Было темно, и шад не увидел волдырей, выступивших на ладонях у Свами. А у того хватило выдержки, чтобы не завыть от боли. Он застонал только тогда, когда шад ушел и увел с собой девчонку. «Хош-хош, — проговорил шад напоследок, довольный результатом. — Ты не так уж плох, колдун. Мои люди заберут тебя. Завтра утром они выступают на север».

Шад и девочка ушли, а Свами рухнул на колени, приложился обожженными ладонями к мерзлой земле и завыл. Выл долго, пока не наступила ночь, и черное небо не осветилась звездами. Когда сил не осталось, не осталось чувств, Свами замолчал. Он вскинул голову к небу, и мириады звезд глянули на него из черной бездны. «Грустно, тоскливо, безрадостно, — прошептали звезды из неведомых глубин, — тяжко жить в подлунном мире. Но так устроен мир. Терпи».

глава V Коро Чубин

Когда пал первый дракон, а двое других устремились в погоню за волками, на опустевшее поле битвы вернулся один человек, который издали наблюдал за звериной схваткой. Вернулся, и обнаружил на месте былого сада выжженную пустыню. Увидев, во что драконий огонь превратил прежде цветущую обитель, человек вознегодовал. Он запрыгнул на тело остывающего дракона и вознамерился добить его. Но вблизи ему дано было узреть, что не ящер под ним, но ящерица. Тогда он забыл о первом желании и возжелал второго. Приспустил штаны и оросил ее лоно семенем. Это должно показаться невероятным, но умирающее чудище зачало и через положенный срок понесло. Тех, кто пошел от ящерицы, стали называть омеретянами, что на древнем языке означает «потомство дракона». Омеретяне заселили оставленную всеми долину, и страна их получила название Терзерум — «Земля обета», по той причине, что мужи омеретян поклялись изливаться семенем только в чреве дщерей от дракона.

Гэсер Татори. История от начала времен.

Как сказал царь Ануширван, так и поступил — отошел от дел на неопределенный срок. Присутствовал временами на заседаниях дивана, подписывал указы, составленные первым советником Оманом, назначал командующих войсками, по подсказке дяди, а все остальное время проводил в библиотеке.

Прежде, когда жив еще был его отец, Ануширвану лишь изредка позволялось оставлять дворец. Зато теперь, обретя свободу и независимое положение, он сделал вылазки в город обыденностью.

Вместе с наперсником Коро Чубином, сопровождаемый десятком всадников дворцовой стражи, Ануширван каждый божий день совершал многочасовые прогулки по столице, во время которых, как он сам выражался, знакомился с жизнью подданных.

Поданные, надо сказать, не особенно стремились к знакомству. Заслушав стук копыт, они оставляли улицы и прятались за стенами своих жилищ. «Народ боится своего царя и не доверяет власти, — пришел к заключению Ануширван. — Во всяком всаднике в доспехах им видится угроза».

Тогда царь Ануширван свел вылазки в город к посещениям книжных лавок.

Чаще других лавок он посещал духан старого омеретянина Мардуха. Это было самое жалкое место, которое когда-либо встречалось Коро Чубину. Камышовая лачуга, обмазанная глиной, с покатой крышей и с дверью такой узкой и низкой, что в нее надо было протискиваться бочком и согнувшись вдвое. Но в сундуках у книжника Мардуха хранилось много старых свитков — полуистлевших пергаментов, покрытых древними, непонятными письменами, и глиняных дощечек.

Коро Чубин получил хорошее образование — он обучался у тех же наставников, что и его господин. Но он не разделял увлеченность Ануширвана книгами. Ему больше по душе были состязания в удальстве, скачки и охота. «Что особенного в этих истлевших овечьих кожах и кирпичиках, кроме пыли, которую вы глотаете? — спрашивал Коро Чубин всякий раз, как Ануширван склонялся над книгой. — Так и заболеть не долго, и зрения лишиться, разбирая каракули». — «Эти книги написаны на древнем языке, — отвечал Ануширван. — Омеретяне-книжники его хранители. Тот, кто хочет познать всю мудрость древнего мира, должен прежде выучить древний язык». — «Мало вам что ли мудрости в наших книгах, — не отступал Коро Чубин. — Сидели бы лучше в дворцовой библиотеке. У нас хотя бы чисто. Да и книги написаны понятными письменами на белой мараканской бумаге». В ответ Ануширван только усмехался, как он это делал всякий раз, когда ему не хотелось спорить.

Но не одни книги влекли Ануширвана в духан Мардуха. Была у старого плута девица, которая приходилась ему племянницей. Царь при виде ее всегда бледнел и терял спокойствие духа. Хватался за первый попавшийся свиток или кирпич и склонялся над ним.

А старик и рад был стараться. «Ракел, девочка моя, — подзывал он племянницу, — окажи господину внимание. У нас нет тех прекрасных вин, которыми потчуют во дворце шихин-шаха, но из твоих рук и уксус сладок».

А девица, надо признать, была не дурна собой. На вкус Коро Чубина чернява через чур. Но зато стройна и миловидна, а главное глазаста. Глаза у нее были огромные, с длинными пушистыми ресницами. Опахнет тебя ими, и словно ветром прохладным обдаст. Глянет, и будто зальет тебя лунным сиянием. А глянешь сам в ее глазища, и сделается невыносимо грустно. Сердце наполнится жалостью к самому себе, потому что со всей ясностью откроется, что с этой минуты ты человек пропащий.