Битвы зверей - [20]

— Про крепость я ничего не знаю, — ответил каменщик. — Но ты посмотри, столько они награбили добра!

С повозок сгружалась всякая утварь, короба, сундуки и мешки каждый, по меньшей мере, по полтора киккара16.

— Одного хлеба всем нам с избытком хватит на год вперед. Такого в деревне не держат. По всему видно, что разграблен не малый город. А ближайший из таких — Арахозия, — каменщик с живым участием следил за разгрузкой добычи и от полноты чувств крякнул. — Эх, похоже, что их шад удачливый налетчик и умелый командир. А посему, как закончим стену, разумным будет поступить в их войско. А ты что скажешь?

— А кто это «Шад»?

Каменщик указал на высокого мужчину.

— Это имя?

— Не знаю. Да только шад у них второй после вождя. Здесь он главный. У него есть сын и дочь. Вон та, на журавлиных ножках, как раз она, — каменщик показал на белобрысую девчонку. — Шад ее любит больше, чем сына и всегда держит при себе. Ничего девчонка, да?

Свами пожал плечами.

— Эх, был бы я моложе, да хотя бы в твоих годах, поверь мне, заполучил бы эту птаху.

— Зачем это вам? — удивился Свами.

— Затем, чтобы жениться, — ответил каменщик, не отрывая глаз от белобрысой девочки. — У серов закон такой: они не разбираются, кто ты, каменщик, скажем, или знатный господин. Будь ты хоть самый разнесчастный горемыка, но, если приглянулся их девице, никто препятствовать не станет — поженят и звания не спросят.

— Но ведь она еще мала. И некрасива.

— Где же мала? Вон, какая дылда. И зацвела, небось, — каменщик перестал глазеть на девочку и принялся ковырять в носу. — Я такое сразу вижу. А то, что некрасива и белобрыса, так это легко исправить. Взять у бактрийцев хны — у них этого добра навалом — и покрасить. Главное, что она дочь шада. К тому же любимая. Ты что, в таких делах не смыслишь? — каменщик закончил с носом и уставился на Свами. — Ты девственник, что ли?

Свами покраснел.

— Ты не пробовал между ног у женщин?

От непристойных вопросов у Свами загорелись уши.

— Можешь не отвечать. И без слов видно, что не пробовал, — каменщик глумливо ухмыльнулся. — А если бы попробовал хоть раз, знал бы, что, все женщины — красивые или нет — сделаны одним манером: между ног у них одна и та же дырка.

«Какой же он болтун, — подумал Свами, — и бесстыдник».

В сумерках, когда Свами только закончил ужинать, к нему заявился шад.

Свами заметил его еще тогда, когда он вышел из каменной лачуги — самой большой в лагере. Вышел в низкую дверь, согнувшись в три погибели, огляделся и направился к окраине, туда, где содержались отхожие места, и где Свами на ночь привязывали к сломанной повозке. И за ним последовала девчонка.

«Куда это они? — удивился Свами. — Неужто эти двое и в нужнике не расстаются?» Но они прошли мимо отхожих мест и пошли дальше, покуда не добрались до повозки, к которой был привязан Свами.

— Смотри, он напоминает мертвеца, — пролопотал белобрысый, указав на пленника. — Замучили без нас парнишку.

Вблизи белобрысый великан выглядел еще безобразней, чем издали. Его белые, с рыжиной, брови были сведены у переносицы, и лоб перерезала глубокая, поперечная морщина. Белые, загнутые к верху ресницы придавали его водянисто-зеленым глазам телячье выражение. Но взгляд их был холоден и строг. Рот рассекал свежий шрам, так что виднелись черные зубы, и казалось, что он беспрестанно скалится.

— На тебе красные лохмотья. Ты из красных колдунов?

Шад говорил на ужасном дари, и Свами не был уверен, правильно ли он понимает его речь.

— Ты часом не глухой?

Свами мотнул головой.

— Может быть немой?

— Мы не колдуны, — ответил Свами.

— Тогда кто же?

— Мы монахи. Мы не знаем заговоров и заклинаний. У нас для всего припасена молитва. И еще медитация.

— Что? Я его не понимаю, — пожаловался шад на серском девочке.

Девочка перевела. Она обладала звонким голосом, и, как все люди ее племени, совсем не использовала твердых согласных, а гласные произносила звучно и напевно, так что казалось, что она не говорит, а воркует.

— Хош-хош, — отозвался шад, выслушав девочку. — В Арахозии, откуда мы вернулись, я видел дом вашего бога, — сообщил он Свами. — В тех краях у вас много приверженцев. Однако, говорят, в северных землях их еще больше. Так ли это?

«Вся суровость в нем от привычки повелевать. Он не так страшен, как хочет казаться».

— Мы проповедуем истинность срединного пути, и многие следуют за нами. На севере просветленных больше, чем на юге.

Девочка повторила слова Свами на серском языке.

— А, правда ли, что ваши колдуны могут держать огонь и не получают при этом ожогов?

— Это так, — подтвердил Свами. — Некоторые из тех, кто достиг должного уровня в медитации, способны творить чудеса.

— Проверим, — шад окликнул часового и повелел принести жаровню.

«Что он задумал?»

Самые худшие опасения оправдались, когда перед Свами возник мангал с углями. Шад выбрал самый крупный, окутанный алыми языками пламени. Захватил его щипцами и, как ни в чем ни бывало, бросил Свами.

— Лови, — сказал он при этом.

И Свами поймал.

Несколько мгновений уголек полыхал в его ладонях. Несколько мгновений, потребовавшихся на то, чтобы донести уголек и положить обратно в чертову жаровню.