Битва славная... Ура, Нахимов! - [9]

После безуспешной погони за пароходом «Таиф» фрегаты «Кулевчи» и «Кагул» возвратились к эскадре и действовали везде, где еще было оказываемо сопротивление. До четвертого часа вечера батареи №№ 5 и 6 продолжали беспокоить вашу эскадру калеными ядрами, не наносившими, впрочем, особенного вреда. «Париж» и «Ростислав» разрушили эти батареи. В это же время, убедившись в бесполезности преследования «Таифа», пароходы отряда Корнилова также присоединились к эскадре и приветствовали ее восторженными «ура». «Одесса» остановилась против флагманского корабля. Корнилов беспокойно спрашивал у всех: «Здоров ли адмирал?» Выехавший на катере навстречу Корнилову командир «Константина» Л. А. Ергомышев первый порадовал ответом: «Слава богу, Павел Стенатвич жив!»… Корнилов, увидев наконец Нахимова, бросился обнимать его со словами: «Поздравляю вас, Павел Степанович, с победою, которою вы оказали большую услугу России и прославили свое имя в Европе!»

Всю ночь пароходы были заняты отводом на буксире пылавших турецких судов из опасения, чтобы, с переменою ветра, их не нанесло на нашу эскадру.

(Приводим со слов очевидца один из эпизодов, относящихся к этому моменту боя. Корнилов, отправляясь навстречу Нахимову, командировал старшего офицера с «Одессы» лейтенанта (ныне контр-адмирала) Н. Н. Кузьмина-Короваева на турецкий фрегат и приказал приготовить судно к отбуксированию из опасения, чтобы оно не загорелось от летевших на него головешек с соседнего фрегата и, а свою очередь, не подожгло вблизи стоящего корабля «Три святителя». Взойдя на фрегат всего с десятью матросами, Короваев нашел на судне около 200 турок, человек 20 раненых и столько же убитых. Труп капитана лежал у дверей каюты. Беспорядок и паника невольно приковывали к себе внимание: турки сидели при своем багаже, разбросанном по батарейной палубе, порох был рассыпан по палубе, крют-камера была отворена, а турки между тем курили… Приказав прекратить курение, лейтенант немедленно распорядился, чтобы крют-камеру заперли и всю палубу смочили водою. Быстрое расклепывание якорной цепи оказалось невозможным, — до такой степени болты были заржавлены: очевидно, что их давно не выколачивали и не смазывали маслом. Пришлось разрубить одно из звеньев. Пока возились с цепью, пленные, не приказанию Короваева, перевозились небольшими эшелонами на нашем катере; раненых же турок, представлявших большое обременение нашим матросам, лейтенант решился отправить в Синоп. Приняв это дело на свою личную ответственность, Короваев приказал катеру прибуксировать турецкую баржу, стоявшую между фрегатом и берегом, а затем на баржу были положены все раненые и 20 здоровых пленных; туда же поместили запас сухарей… и весь багаж, принадлежавший этим людям. Вместе с пленными был посажен и турецкий доктор из армян. Отправляя людей, Короваев, через переводчика, объявил им, что здоровые, под начальством доктора, должны озаботиться помещением своих раненых товарищей в городской госпиталь. Восторгу турок не было предела…

С рассветом цепь разрубили, и когда фрегат был отбуксирован к берегу, лейтенант получил приказание зажечь судно… Исполнив распоряжение начальства, лейтенант возвратился на пароход. Ночью на фрегат приезжал от имени Корнилова Г. И. Бутаков за справками — почему задерживается дело. Затем приехал А. П. Жандр и, спустив флаг, отвез его Нахимову. Этот флаг турецкого фрегата в настоящее время находится в Морском корпусе.

В описываемое время в штабе Корнилова были: И. Г. Сколков, Г. И. Бутаков, В. И. Барятинский и А. П. Жандр).

…Брошенные на берег неприятельские суда были в самом бедственном состоянии, и потому было приказано прекратить огонь. Из показаний пленных выяснилось, что только панический страх воздержал их спустить флаги, т. е. сдаться. На фрегате «Незими-Зефер» флаг был немедленно спущен, без сопротивления, по требованию проезжавшего мимо парламентера, посланного для объявления городскому начальству, что эскадра пришла для истребления военных судов, но не желает вредить городу. Транспорты и купеческие суда затонули от попавших в них снарядов; фрегаты «Фазли-Аллах», «Низамиэ» и «Каиди-Зефер», корвет «Неджи-Фешан» и пароход «Эрекли» — все были объяты пламенем; по-видимому, большая их часть была зажжена оставлявшими их командами. По мере того как огонь доходил до крют-камеры, суда взлетали на воздух. Взрыв фрегата «Фазли-Аллах» покрыл горящими обломками турецкую часть города. Это произвело сильный пожар, значительно увеличившийся от взрыва корвета «Неджи-Фешан». Пожар продолжался во все время пребывания нашей эскадры в Синопе. В городе некому было тушить его: все жители разбежались. По словам г. Базанкура, парламентер, не найдя никого, вручил встретившемуся ему австрийскому консулу прокламацию командира русской эскадры.

Насколько прав г. Базанкур в передаче этого факта — нам неизвестно: многие из участников боя ничего не знают о существовании прокламации. По словам очевидцев, достоверно лишь известие о посылке на берег мичмана Манто, умевшего объясняться по-гречески. По окончании сражения Манто послали парламентером с приказанием передать властям, что, если из города будет пущено хотя бы одно ядро, Синоп будет уничтожен бомбардированием. Навстречу разумному парламентеру попалось только несколько греков. Участники в бое нам передавали также, что приезжала греческая депутация просить адмирала — взять греков в Россию. Просьба мотивировалась тем соображением, что турки по уходе русской эскадры возвратятся из гор и перережут их, так как турецкий квартал сгорел, а греческий — уцелел от пожара. Адмирал счел себя вынужденным отклонить это ходатайство.