Битва славная... Ура, Нахимов! - [11]

В числе несчастных жертв разрыва орудия на «Ростиславе» находился матрос Антон Майстренко, коему при разрыве были выжжены оба глаза. Во время продолжительного пребывания его в Севастопольском госпитале единственным его утешением были воспоминания подробностей той блестящей победы, за которую он поплатился своим зрением. Воодушевленный рассказ его живописно рисует картины Синопского пожара. «А Нахимов! Вот смелый, — с восторгом восклицал Майстренко, — ходит себе по юту, да как свистнет ядро, только рукой, значит, поворотит: туда тебе и дорога… И ходит он по верху и приказание такое дал: покуда не будет повеления, чтобы паруса не убирали, а на гитовы, значит, подняли. Такая у него думка была, как пошлет на марс — там человек восемьдесят на одну мачту идет, от того три реи и букшварок, на которых паруса убирать нужно, — да по вантам, так тут-то только и бить народ. Того, видно, и турок смотрел, оттого все картечью паруса дырявил; одначе плохо. Мы как шпрюйты (шпринги) завезли с кормы, а там кабельтов с носу и ошвартовались так, чтобы корабль никакого движения не имел, а стоял как бы батарея, а тут еще бог дал как барказы, то шпрюйты завозили, так ни одного не положили бы наших. А он сыплет… Боже мой!.. Сыплет, да и шабаш. Ну, одначе, смотрим — и у нас красный флаг на бом-брам-стеньге, значит, открыть огонь Черноморскому флоту. Тут уж как зачали жарить наши, такой калечи понаделали, что и не дай господи! Два фрегата наши, „Кагул“ и „Кулевчи“, все на часах ходили от косы до косы; а мы действовали: какому кораблю ихнему мачты посбивали, какой на бок положили, а другой и совсем взорвали — и шабаш. Выходит так, что один на одно спотыкается; часом запалишь фрегат или бриг, а тут еще ядрами начнем насаживать: смотрим — упадет на другой и тот запалит. Такой пожар сделался: беда! Огонь, дым, — чисто всю бухту как жаром хватило, а ветер все в город подносит, все в город подносит, и звук такой пошел, что некоторых матросов у пушки позаглушил…»

С истреблением неприятеля еще не была кончена задача русской эскадры. Нахимов основательно предвидел, что известие о Синопском погроме вызовет со стороны союзников Порты какое-нибудь решительное действие: наступление их флотов в Черное море, а может быть, и объявление войны. На этот случай необходимо было озаботиться немедленным возвращением эскадры в Севастополь, чтобы сосредоточить все средства для ведения оборонительной войны против двух могущественных морских держав. В Черном море в то время продолжал неистово свирепствовать порывистый восточный ветер; под могучим дуновением его ходил огромный, разрушительный вал, а состояние эскадры было такое, что, без значительных исправлений, многие суда не могли выдерживать волнения, а другие были лишены такелажа. На корабле «Императрица Мария», например, было 60 пробоин, из коих многие в подводной части; на корабле «Три святителя» было 48 пробоин и повреждены все мачты; на корабле «Ростислав» было убито и ранено 104 человека…

Исполнить вовремя последнюю задачу — привести победоносную русскую эскадру в Севастополь до прибытия в Синоп союзного флота — едва ли было не труднее, чем истребить турецкую эскадру; возможно же было это исполнение только при самой напряженной деятельности всех чинов. Еще не умолкли последние выстрелы страшной кровавой драмы, как — при необъятном зареве пожара в городе и на затопающих неприятельских судах, при потрясающих, оглушительных взрывах — все без исключения чины русской эскадры принялись за исправление повреждений. Несмотря на физическую и духовную усталость, работы неустанно продолжались всю ночь. Утром 19 ноября на короткое время приостановлена эта лихорадочная деятельность: отслужили благодарственный молебен, заупокойную обедню, похоронили убитых — и немедленно затем сноса принялись за работу.

Ровно 36 часов по окончании боя, утром 20 ноября эскадра… уже была готова опять пуститься в бурное море. Корабли начали сниматься с якоря: более всех пострадавший корабль «Императрица Мария» предоставлено было буксировать пароходу «Крым» под флагом контр-адмирала Панфилова, при конвое фрегатов «Кулевчи» и «Кагул», прямо в Севастополь. «Великий князь Константин», на который Нахимов перенес свой флаг после сражения, вышел на буксире парохода «Одесса». Корабль «Три святителя», в не менее бедственном виде, шел на буксире парохода «Херсонес», а «Ростислав» — парохода «Громоносец», только 19 ноября прибывшего из Севастополя. Корабли «Париж» и «Чесма», менее поврежденные, следовали без помощи пароходов. За Синопским мысом эскадра встретила сильную зыбь, так что пароходы принуждены были отказаться от буксира. Ночью ветер усилился, и суда отправились под парусами к Севастополю.

22-го утром ветер стих; пароходам ведено было опять взять корабли на буксир. После полудня три корабля благополучно вошли в Севастополь, а к ночи прибыли и остальные…