4 ноября пароход «Бессарабия» взял без выстрела турецкий транспортный пароход «Медари-Тиджиарет», команда которого показала, что в Синопе стоят 2 фрегата и 2 корвета.
Между тем 5 ноября Корнилов, следуя на пароходе «Владимир» на соединение с Нахимовым, увидел вдали шесть больших судов и принял их за эскадру Нахимова; но тут же, на более близком расстоянии, показался большой неприятельский пароход. Корнилов немедленно пустился за ним в погоню. После четырехчасового преследования «Владимир» нагнал неприятельский пароход, оказавшийся турецко-египетским и называвшийся «Перваз-Бахри» («Морской вьюн»). Он был в 220 сил и вооружен 10 орудиями большого калибра. С начала боя, метким взглядом хладнокровного и опытного моряка, командир Бутаков заметил у «Вьюна» отсутствие кормовой обороны. Быстрым маневром воспользовался он немедленно этим недостатком и — после двухчасового боя, в котором египетский экипаж оказал большую храбрость и нанес русскому пароходу некоторую потерю в людях, причем был убит возле самого Корнилова адъютант его, лейтенант Железнов, «Владимир» не только перебил у неприятеля половину команды, но привел его в беззащитное состояние, убил капитана и принудил спустить флаг.
Это была… победа блистательная, доставшаяся более хладнокровному, более искусному из обоих соперников. «Встреча „Владимира“ с „Перваз-Бахри“, — замечает г. Шестаков, — была первым, может быть единственным сражением между двумя колесными пароходами: ухватившись за дивную силу пара, не замедлили обеспечить ее по возможности от случайностей боя… Итак, честь первого, повторяю, может быть единственного опыта борьбы колесных пароходов выпала на долю русских моряков». Между тем виденные вдали шесть судов исчезли. Они оказались не эскадрою Нахимова, а турецкою эскадрой, и направлялись в Синоп. У Корнилова же недоставало угля; ему надо было сдать и взятый им, сильно поврежденный приз. По необходимости ему пришлось вернуться в Севастополь. «Опасения мои насчет приза были справедливы, — доносил Корнилов князю Меншикову — нам пришлось возиться с ним всю ночь и другой день». Что же касается турецкой эскадры, то она разошлась в море и с эскадрою Новосильского, и с эскадрою Нахимова. С нею встретился пароход «Одесса» (командир Ф. С. Керн). Постоянные бури, мрачная погода с частым дождем в туманом скрывали турок от крейсировавших русских эскадр. Но 8 ноября, среди разразившейся бури, когда Нахимов был перед Синопом, а Новосильский — у Севастополя, фрегат «Кагул» встретил, против мыса Керемпе, 4 турецкие фрегаты, которые гнались за ним два дня сряду.
За границею не верили победе «Владимира»; напротив, журналисты «привели» его в Константинополь и указывали на русскую реляцию об этом деле как на образец официальной лжи. Что касается стоявшей в Босфоре англо-французской эскадры, то вот в каком виде дошло до нее известие об этой первой русской морской победе: «Крейсирующею по Анатолийскому берегу русскою морского дивизией даже взято уже одно турецкое купеческое судно», — писал по поводу этого дела находившийся на французском адмиральском корабле официальный французский историограф предстоящей воины г. Базанкур…
Между тем три турецкие парохода, о коих Корнилов получил сведение от купцов, благодаря силе пара, успели пройти мимо Нахимова, не имевшего пароходов, добраться до Кавказского берега и выгрузить там боевые припасы. В 12 милях от берега встретили они, 9 ноября, почти при штиле, на высоте укрепления Пицунда, 44-пушечный фрегат «Флора» под командою Скоробогатова, плывшего из Севастополя в Сухум. На сделанный с фрегата опознавательный сигнал неприятель не дал ответа, но, выстроясь в линию и, скрыв огни, взял курс к фрегату, немедленно приготовившемуся к бою. Пароходы направились к носовой части фрегата и открыли пальбу, но он успел уклониться под ветер и не допустить неприятеля поражать его продольным огнем. Вместе с тем с левого борта, повороченного этим маневром к неприятелю, фрегат открыл батальный огонь, продолжавшийся 20 минут. Огонь был так меток, что неприятель прекратил пальбу и отступил из-под выстрелов. Пароходы съехались для совещания, продолжавшегося 10 минут, коими Скоробогатов воспользовался, чтобы заделать пробоину и стать в свое первоначальное положение. Пароходы возобновили атаку по тому же направлению, как в первый раз, и вновь открыли огонь. Фрегат ответил на вторую атаку повторением первого маневра и батального огня с того же левого борта. Огонь продолжался 30 минут. По прошествии их пароходы опять отступили. Таким образом повторяли они свои нападения от 2 до 6 часов пополудни, после чего остались вне выстрелов до рассвета. Фрегат поворотил к берегу.
С рассветом, 10 ноября, пароходы подняли турецкие флаги. На фор-брам-стеньге одного из них показался вице-адмиральский флаг. Все пароходы были трехмачтовые, у двух замечено на борту по 16 пушечных портов. В это время, в 4 милях от берега, показалась русская шхуна «Дротик», с выкинутыми веслами. Два вражьих парохода понеслись к ней на всех парах; один адмиральский продолжал следовать за «Флорою». Увидя угрожавшую шхуне опасность, Скоробогатов немедленно сообразил, что у него только одно средство спасти товарища: поворотиться бортом к адмиральскому пароходу и открыть по нему усиленный огонь, в надежде принудить остальные два парохода поспешить к нему на помощь. Маневр этот увенчался полным успехом. Погнавшиеся за «Дротиком» пароходы поспешно вернулись к адмиральскому и, стараясь отстоять его, все время держались вместе, что представило Скоробогатову возможность нанести им значительный вред. К 9 часам утра все три парохода отступили, и когда они находились уже вне выстрелов, адмиральский пароход, конечно не иначе как вследствие значительных повреждений, был взят на буксир. У «Флоры» оказалось всего две пробоины. Раненых и убитых не было. Турки вообще стреляли плохо, слишком торопливо, да и метили большею частью в такелаж, имея в виду не только помешать маневрам фрегата, но и вовсе лишить его движения, чтобы легче овладеть им…
