Битва двух империй, 1805–1812 - [18]

— Что же, братец, видел ты Государя? Действительно он умер?

— Так точно, ваше высокоблагородие, крепко умер!

— Присягнешь ли ты теперь Александру?

— Точно так… хотя лучше покойного ему не быть… А впрочем, все одно: кто ни поп — тот батька.[42]

Так закончилось это необычное противоречивое и в то же время удивительное царствование. Но нас интересуют, прежде всего, не подробности заговора, а его политические последствия. Для того чтобы их понять, нужно, в частности, четко представить себе ту роль, которую сыграл сын Павла, великий князь Александр в трагических событиях ночи 11–12 марта 1801 г.

Распространено убеждение, что Александр I кое-что знал о заговоре, но даже и вообразить не мог, что его организаторы осмелятся совершить столь ужасное злодеяние. Он-де наивно воображал, что его папа спокойно подпишет отречение от престола и заживёт тихо и мирно где-нибудь в уютном дворце, а он, Александр, назначенный регентом, будет управлять государством, дабы спасти Россию от деспотизма безумца.

Но если бы Александр твердо и ясно выразил свою волю и пояснил заговорщикам, что в случае гибели отца он строго с них спросит, неужели кто-то осмелился бы поднять руку на императора! Нет сомнений, что в подобной ситуации Александр не только мог, но и просто был бы обязан устроить суд над заговорщиками и жестоко покарать убийц. Но ничего и отдаленно подобного сделано не было. Пожалуй, лучше всего в косвенной, но, тем не менее, вполне ясной форме продемонстрировал отношение Александра к заговору эпизод с главным заговорщиком графом Паленом. Узнав о произошедшем, Александр зарыдал или стал изображать судорожные рыдания, а граф Пален строгим тоном прервал его слезы: «Перестаньте ребячиться. Ступайте царствовать».

В этом резком ответе Палена и в рыданиях Александра целый спектакль. Проливая слезы, Александр публично изображал, что совершенно непричастен к злодеянию, что во всем виноваты негодяи и, в частности, стоявший перед ним граф Пален. Строгий ответ генерал-губернатора Петербурга предназначался не столько Александру, сколько другим свидетелям этой сцены, и был призван намекнуть новому императору, что тот вовсе не так чист, как пытался изобразить, проливая слезы.

Нужно сказать, что Пален не особенно скрывал свои намерения. В обращении к заговорщикам, которые спрашивали у него, что нужно сделать с императором, он недвусмысленно заметил: «Напоминаю, господа, чтобы съесть яичницу, нужно сначала разбить яйца». Невозможно предположить, чтобы такой искушенный в интригах и жестокости политической борьбы человек, как Александр, мог наивно воображать, что его прямолинейный и вспыльчивый отец подпишет бумажку, которую протянут ему пьяные офицеры, вломившиеся в его спальню. И еще меньше — представить себе, каким образом и на каких основаниях Павел будет в дальнейшем изолирован от политической жизни. Декабрист Никита Муравьев, у которого не было особых причин льстить ни одному, ни другому царю, жестко и однозначно написал по этому поводу: «В 1801 г. заговор под руководством Александра лишает Павла престола и жизни без пользы для России»[43].

Таким образом, есть все основания ясно и четко сказать, пусть и с некоторыми оговорками, что император Александр I вступил на престол в результате вполне сознательно совершенного отцеубийства. Участие в этом ужасном преступлении не только станет жестоким проклятьем, словно тяготеющим над личной жизнью царя, но и окажет влияние на политические события и, прежде всего, на отношения с первым консулом, а потом и императором Франции.

Известие о гибели Павла I пришло в Париж 12 апреля 1801 г. Прусский посол в Париже написал в этот день: «Новость о смерти императора Павла была словно ударом грома для Бонапарта. Получив это известие от господина Талейрана, он издал крик отчаяния и тотчас же стал говорить, что эта смерть не была естественной, и что удар пришел со стороны Англии»[44]. Первый консул, на которого совсем недавно совершили покушение оплачиваемые английскими спецслужбами роялисты (3 нивоза IX года, 24 декабря 1800 г.), сказал с горечью: «Они промахнулись по мне 3 нивоза, но они попали в меня в Санкт-Петербурге».

Одновременно англичане нанесли удар и в другой точке Европы. На Балтику двинулась огромная английская эскадра из 18 линейных кораблей и 35 фрегатов, бригов и корветов под командованием адмирала сэра Гайд-Паркера. Авангардом эскадры командовал Нельсон. В задачу эскадры входил разгром датского флота и бомбардировка Копенгагена, чтобы добиться выхода Дании из Лиги северных стран. Затем эскадра должна была уничтожить русский флот, стоящий в Ревеле (Таллине), прежде чем ломка льда позволит ему соединиться с главной эскадрой в Кронштадте. После этого предполагалось сделать то же самое и со шведским флотом.

Вопреки инструкциям, Нельсон стремился атаковать, прежде всего, русских. «Я смотрю на Северную лигу, как на дерево, в котором Павел составляет ствол, — заявлял Нельсон, — а шведы и датчане — ветви. Если мне удастся добраться до ствола и срубить его, то ветви отпадут сами собою; но я могу испортить ветви и все-таки не быть в состоянии срубить дерево, и при этом мои силы… будут уже ослаблены в момент, когда понадобится наибольшее напряжение их… Получить возможность истребить русский флот — вот моя цель»