Бирюзовая тризна - [3]

Мне даже вспоминать не хочется, какое гигантское количество подлинных, достоверных, бесценных карт с крестиком, указующим сокровища, предлагалось мне. Сокровища, затонувшие вдоль отмелей Флориды и Багамских рифов, около Юкатана. Я уверен, что где-то в море, около самого большого склада сокровищ, работает маленькая фабрика, которая достает их, подчищает, стругает на мелкие безделушки и подбрасывает поближе к берегу. Тед Левеллен брал академический отпуск года за два до того, как умерла его жена и провел свободный год в пыльных запасниках и книгохранилищах старых библиотек Лиссабона, Мадрида, Картехены и Барселоны. Поэтому его разговорный испанский, равно как и португальский, был почти безукоризнен, а сам он как лингвист, историк и ученый был известен там чуть ли не больше, чем у нас, и поскольку его проект апеллировал к национальной гордости и чести — изучение малоизвестных плаваний к чужим берегам и забытых героев тринадцатого, четырнадцатого и пятнадцатого столетий, — ему было позволено рыться во всех книгах и документах, в каких он только пожелает.

Мы были знакомы уже не первый год, и уже давно Тед убедился, что может вполне доверять мне, когда он наконец рассказал мне о том блаженном времени. Письма, судовые документы, карты. Груды документов, бумаг, дневников и записок, которые мало кто видел и совсем никто не изучал. Изящные, церемонные описания событий, полных крови и золота, пиратства и алчности, штормов и эпидемий. Надо отметить, помимо исследовательского рвения ученого, Тедом руководила одна давняя мечта. Он искал ключ к какому-нибудь давно позабытому кладу и записывал в особый блокнотик, который всегда носил с собой. Тед называл его «мое сновидение», и они с женой часто посмеивались над его детской страстью. Когда-нибудь, малыш, мы отправимся на поиски сокровищ…

Следующим летом они отправились в отпуск на Флориду, изучать хитрости и тайны обращения с аквалангом, время от времени навещая остовы двух галеонов, затонувших недалеко от берега. Он читал увлекательные романы об искателях сокровищ и, верных привычке ученого, вычленял места, отвечающие сути дела, из нагромождения безвкуснейших мифов. Из любого имеющегося у него в распоряжении источника он извлекал список известных или только предполагаемых кладов, затем сверял со «своим сновидением» и вычеркивал те, о которых наверняка знал, что: либо они уже давным-давно открыты, либо требуют долгих и трудных поисков и дорогостоящей экспедиции.

Я впервые увидел их, отца и дочь, когда они искали лодку, чтобы спуститься дальше по течению. Они подбадривали друг друга, как могли, пытаясь представить дело шуткой, но видно было, что оба подавлены чем-то более серьезным, чем просто жизненная неудача. Чем я могу им помочь? Они слыхали, что я продаю лодку. Я отвез их вверх по Уотервей к Оскарову дому, где давно тихо плесневел без дела «Шмель» Матти Оделля. Я помню, что подумал тогда: Вот чудак с большими деньгами, которые ему некуда деть. Но он не сверкал восторженно глазами и не рассыпался в подобных, но ненужных объяснениях, зачем и почему ему понадобилась это старая неповоротливая посудина. Он не стал, подобно многим другим покупателям, делать вид, что очень хорошо разбирается в том-то и том-то, хотя на самом деле не имеет об этом ни малейшего понятия. Он задавал вопросы, я отвечал. Он был ограничен в средствах, и ему бы не хотелось превышать отложенную на покупку сумму. Он сделал вдове Матти первое и последнее предложение, и она приняла его. А я выкинул все эту историю из головы и вспомнил о ней только два месяца спустя, когда задержавшись в доке, увидел старую шаланду, приведенную профессором на заправку. Теперь она называлась «Телепень».

Изменилось не только название. Ух и не знаю, сколько дней напролет они с дочерью гнули спины над этим корытом. Сам профессор сделался сух и поджар, словно гончая, а жилистые и крепкие его руки покрылись истинно кордовским загаром. Он пригласил меня на борт и показал воссозданное буквально из праха машинное отделение с новым мощным компрессором. Я отметил и новый тент, и новый якорь на выдраенной до блеска цепи. Да, это по-прежнему была крепкая, неповоротливая старая шаланда, но теперь это была славная старая шаланда.

Я спросил, зачем такая основательная экипировка, и он ответил, что собирается заняться некими подводными исследованиями. Тогда я спросил, с ним ли Гуля, и он ответил, что Гуля в школе, и у нее все хорошо. У нее никогда ее было проблем с обзаведением друзьями, сказал он. Мы распрощались, но я задержался посмотреть, как он выводит своего «Телепня» из дока, ловко управляясь со старой посудиной в поисках течения и ветра. Тремя месяцами позже я случайно узнал, что Левеллен продал «Телепня» в клуб подводников где-то под Моротоном. Я решил, что его планы расстроились, и теперь он вернется домой. Потом я узнал, что кто-то купил «Голландца». Он уже давно стоял без дела у Полуденного Ключа. Я о такой дорогой игрушке и мечтать не мог. Фантастический двигатель, корпус в одну вторую траулера, изумительный баланс. К тому времени «Голландцу» не было и десяти лет. Корпус из Гонконга. Красное и тиковое дерево. Дизели и вся хитрая механика из Амстердама. Вместительный бак, куча навигационных приспособлений. Автопилот. Все было так отлично продумано и пригнано, что с ним мог справиться один-единственный человек.