Биография вечного дня - [6]
— Встретили?
— Встретил. — Николай берет у девушки узел.
Стрелочница заговорщически кивает.
— Коли встретили — топайте отсюда! Не ровен час, нагрянет кто-нибудь.
Они уходят по грязному руслу, прорытому дождевыми потоками, что устремляются с Сарыбаира в непогоду. Николай уже провел «обследование»: косы у девушки нет, у нее короткая стрижка «под мальчика», но волосы и впрямь русые, их тонкие прядки, зачесанные назад, блестят.
— Ну, что тут у вас? — нарушает молчание Елена. — Уже освободили заключенных?
— Здесь заключенных не много.
Она останавливается и смотрит на него подозрительным взглядом.
— Как то есть не много?
— Большую часть их еще при Багрянове перевели в глубь страны… Остались уголовники да разная мелкая шушера…
— А наши, разве они ничего не предпринимают?
— С вечера собирали боевые группы. И подпольный Областной комитет заседал, а так пока спокойно.
Елена кивает. Вид у нее усталый. «До чего же худющая, — думает, наблюдая за ней, Николай. — И до чего хороша — вернее, могла бы быть хороша… А вот Русокосая, та по-настоящему хороша. Хотя и постарше меня годков на десять…» Но вопрос Елены — в нем он уловил тревогу, горечь и даже враждебность — заставил его вздрогнуть:
— Куда вы меня ведете?
— Первое время побудете у меня. А потом… Надеюсь, что потом…
Она снисходительно усмехается — его объяснение, робкое, неопределенное, ей явно не по душе.
— В Плевене народ уже взял власть.
— Почему же вы уехали оттуда? — хмурит брови Николай.
Девушка не замечает его раздражения, в ее ответе слышится сожаление:
— Хотела остаться, там было здорово. Днем парами патрулировали улицы города, вооруженные, конечно. Минувшей ночью спала в доме какой-то портнихи. Но приказали разъехаться по родным местам, помочь своим товарищам. Как вас зовут?
— Николай…
— Слушай, Николай, — переходит она на «ты», и в голосе ее слышны беспомощные просительные нотки. — Нет ли поблизости телефона?
— Телефонов и в городе-то мало… А зачем тебе?
— Хочу позвонить маме.
Николаю становится не по себе. Этот ее каприз может им дорого обойтись.
— Мне бы только услышать ее голос, только услышать! — настаивает девушка.
Николай потирает подбородок, не решаясь сразу поделиться осенившей его мыслью.
— Не воротиться ли нам к будке? — предлагает он наконец.
Елена обнимает его — до чего же сильны ее тоненькие руки!
— Ради бога, звоните! — после минутного колебания откликается на просьбу стрелочница. Она догадывается, что они замешаны в какой-то истории и, чем скорее она с ними развяжется, тем лучше. — Позвоните и ступайте себе с богом!
На вызов долго никто не отвечает, трубка в тонкой, почти прозрачной розовой руке девушки звенит, как оса, и потрескивает.
— Мама! — вскрикивает Елена и вся сжимается, словно ее ударили. — Мама, это я…
На другом конце провода она слышит сдавленный возглас, потом всхлипывания.
— Елена!.. Елена!.. Елена!..
Николай, ощутив на ресницах предательскую влагу, выскальзывает наружу — не хватало, чтобы у него увидели слезы!
4
Они одновременно слышат телефонный звонок — он доносится снизу, из аптеки, откуда волнами наплывает спертый, терпкий до отвращения запах застоявшихся лекарств и трав. Слышат, ибо не спят, хотя и притворяются спящими. Чувства и думы, держащие их в полудремотном состоянии, у обоих одни и те же, они связаны с судьбой их дочери и с его болезнью, которая длится вот уже лет десять и которая вконец иссушила его. Их дом весь набит деревом: деревянные колонны, деревянные панели, деревянные стеллажи для книг, деревянные комоды — все это как бы поглощает и без того скудный запас воздуха, а окна открываются редко, и никогда ночью, опять-таки из-за болезни хозяина, определить которую никто из местных врачей так и не смог. И ненависть у них общая, взаимная ненависть, возникшая неизвестно почему еще до того, как он слег, — тихая, въедливая, и чем глубже уходят ее корни, тем внешне благоприличнее держатся супруги. Она постоянно между ними, то приглушенная, то клокочущая, она побуждает их следить друг за другом, копаться в ошибках и недостатках, заволакивает их глаза пеленой злобы. Дремлющая ненависть мгновенно просыпается и сейчас, с этим телефонным звонком, но они притихли и, затаив дыхание, выжидают. «Я не могу, я прикован к постели…» — думает аптекарь. Жена угадывает его мысли и беспокойно ворочается под одеялом.
— Ты слышишь?
Он привстает на локте, его грудь вздымается, как кузнечные мехи.
— Слышу.
— А вдруг опять тот?..
Это третья, самая страшная причина их беспокойства — зловещий, наглый голос, который впервые услышали они по телефону два года тому назад, вскоре после ареста их дочери. Разговор тогда был непродолжительным и вроде бы не содержал ничего особенного:
«Аптека Манчева?»
«Да…»
«Это вы Манчев?»
«Да…»
«Извините, вы когда-то были аптекарем в Фердинанде, верно?»
«Где? Ах да, был… А что?»
Пауза. Затем вздох облегчения и радостно, с восторгом:
«Как приятно, что вы живы и здоровы! И что трудитесь теперь в нашем городе…»
«Кто это? — Аптекарь ощутил резкую боль в животе. — С кем я говорю?»
Но трубку уже повесили, слух колют короткие пронзительные гудки. Потом это тягостное молчание. Первое время аптекарь не придавал этому разговору никакого значения — по крайней мере разумом, потому что сердце, дрогнув, тотчас же сжалось в комок. Кого интересует его прошлое? И кому какое дело, что он практикует именно здесь, в небольшом городе, затерявшемся между Балканами и Дунаем?
Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.