Биография вечного дня - [17]

Шрифт
Интервал

Тяжелое впечатление производит на Крачунова беспорядок, царящий под лепными потолками с изящными розетками: искромсанный паркет, сломанные стулья, рваная обивка прохудившихся кресел и диванов, ворохи бумаг на полу, обшарпанные письменные столы и этажерки, заплеванные портреты членов царской семьи — на всем следы запустения и панического бегства, как после землетрясения. На настенном календаре не сорван листок с датой «7 сентября», под которой красуется пейзаж с Рильскими озерами; в углу комнаты с табурета свисает длинный сморщенный дамский чулок стального цвета — такие носили санитарки немецких госпиталей. При виде чулка он передергивается от отвращения — по всей вероятности, им затыкали рты во время пыток.

Крачунов возвращается в кабинет, хотя собирался осмотреть и подвальные камеры — три года не спускался туда, с тех пор, как произвели его в начальники. Сейчас там пусто, никого нет. Но из-под лестницы, как всегда, поднимается зловоние, не поймешь, какого происхождения — чего только не вытворяли его подчиненные с арестованными! «Нет, пощады не будет! — рассуждает Крачунов. — По головке за это не погладят, по твоему рано поседевшему чубу, превратившемуся в грязный клок волос!» — пытается он иронизировать.

Крачунов включает радио и пробует поймать одну из двух станций, которые предпочитал слушать на протяжении всей войны (хотя населению было запрещено слушать радио), — Бари или Каир. Иногда удавалось поймать Лондон, но осторожность и ирония англичан раздражали его, ему по душе был разнузданный тон и безудержный треп. Сейчас на какой-то далекой радиостанции диктор сонно бубнит что-то по-арабски, других голосов не слышно — кругом музыка, кругом эти ностальгические синкопы негритянского джаза, ставшие символом американского присутствия в Европе и воспринимаемые им как издевательство и по отношению к европейским городам, переживающим ужасы бомбардировок, и по отношению к нему самому. Что же они сулят, эти американцы, что принесут болгарам их войска, если им удастся опередить красных — возможность, которую Сребров считает спасительной (а Сребров вовсе не дурак, раз он следил даже за собственным начальством и теперь выражает точку зрения не только властей, но и политиков прозападной ориентации из окружения банкира Бурова).

Одна мелодия сменяет другую, тамтамы поднимаются и скатываются вниз по невидимым ступеням эфира, безудержно блеют саксофоны — все это действует на нервы; однако он не торопится выключать приемник — а вдруг удастся услышать какую-нибудь утешительную новость, вдруг наметится неожиданный поворот в развитии событий? Но вот он настораживается: гремят выстрелы — один, другой, потом, после короткой паузы, еще и еще. Где-то поблизости идет перестрелка, натренированный слух подсказывает, что стреляют у армянской слободы. Он невольно подумал, что, видимо, это Сребров куражится, но тут же отбросил такое предположение — помощник слишком хитер, чтобы ввязываться в какую бы то ни было историю, когда решается его судьба!

Крачунов встает и опять бродит по комнатам, выключает свет, здание тонет во мраке. Когда он возвращается в кабинет — единственное освещенное помещение, — первым делом протягивает руку к телефону. Начать с аптекаря? Нет, не стоит, Манчева лучше оставить в глубоком резерве! Да и старую игру возобновлять не имеет смысла, игру, которая рождает в нем азарт и дает волю животным чувствам — должно быть, подобные переживания испытывает пресыщенный кот, играющий с пойманной мышью: он перекидывает ее лапами, а она фыркает от ужаса.

«Кто это?» — неизменно спрашивают, как только раздается его звонок.

И он отвечает всегда одним и тем же тоном, резко и строго, словно объявляет приговор:

«Очень приятно, что вы живы и здоровы… И что практикуете в нашем городе…»

Какое счастье, что в памяти прочно запечатлелась та короткая, длившаяся считанные секунды сцена встречи Манчева с капитаном Харлаковым в только что отбитом у повстанцев городе Фердинанде. Крачунов как сейчас видит влажную подрагивающую верхнюю губу с едва пробившимися усиками, слышит слова — злобные и нахрапистые, идущие из утробы сгорающего от зависти и алчности молодого человека:

«Христо — мой компаньон. Мы вместе открыли аптеку. Теперь оказалось, что он заодно с ними, с бунтовщиками… А ведь богат, куда богаче меня. Отец так любит его, что готов озолотить. Хотя у него есть еще один сын и три дочки…»

И верещание капитана Харлакова, истеричного, оголтелого в своем могуществе:

«Расстрелять! Расстрелять!»

Офицер смотрит на молодого человека пристальным взглядом — тот благоговейно замер и смотрит ему в рот — и снисходительно добавляет:

«И пускай все останется вам, весь капитал!»

Эта история, свидетелем которой он оказался, внезапно всплыла перед его глазами два года назад, в ходе процесса над учениками и студентами (они пытались ликвидировать начальника областного полицейского управления Симеонова), когда он случайно узнал, что одна из участниц заговора — дочь того самого аптекаря, которого он знал когда-то в Фердинанде. Траур по поводу разгрома немецких войск под Сталинградом закончился, уныние мало-помалу рассеялось и сменилось твердой, к сожалению печальной, убежденностью относительно исхода войны, а какой-то инстинкт настойчиво подсказывал ему: возьми эту девушку под свое покровительство, избавь ее от истязаний, ее отец — твоя синяя птица! Потому что тот донос Манчева, стоивший человеку жизни, нигде не документирован и нет никаких вещественных доказательств, которые могли бы бросить тень на доносчика и изобличить его. Только ты один знаешь об этом.


Рекомендуем почитать
В аптеке

ОЛЛИ (ВЯЙНО АЛЬБЕРТ НУОРТЕВА) — OLLI (VAJNO ALBERT NUORTEVA) (1889–1967).Финский писатель. Имя Олли широко известно в Скандинавских странах как автора многочисленных коротких рассказов, фельетонов и юморесок. Был редактором ряда газет и периодических изданий, составителем сборников пьес и фельетонов. В 1960 г. ему присуждена почетная премия Финского культурного фонда.Публикуемый рассказ взят из первого тома избранных произведений Олли («Valitut Tekoset». Helsinki, Otava, 1964).


Мартышка

ЮХА МАННЕРКОРПИ — JUHA MANNERKORPI (род. в. 1928 г.).Финский поэт и прозаик, доктор философских наук. Автор сборников стихов «Тропа фонарей» («Lyhtypolku», 1946), «Ужин под стеклянным колпаком» («Ehtoollinen lasikellossa», 1947), сборника пьес «Чертов кулак» («Pirunnyrkki», 1952), романов «Грызуны» («Jyrsijat», 1958), «Лодка отправляется» («Vene lahdossa», 1961), «Отпечаток» («Jalkikuva», 1965).Рассказ «Мартышка» взят из сборника «Пила» («Sirkkeli». Helsinki, Otava, 1956).


Полет турболета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подарочек святому Большому Нику

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сведения о состоянии печати в каменном веке

Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.


Продаются щенки

Памфлет раскрывает одну из запретных страниц жизни советской молодежной суперэлиты — студентов Института международных отношений. Герой памфлета проходит путь от невинного лукавства — через ловушки институтской политической жандармерии — до полной потери моральных критериев… Автор рисует теневые стороны жизни советских дипломатов, посольских колоний, спекуляцию, склоки, интриги, доносы. Развенчивает миф о социальной справедливости в СССР и равенстве перед законом. Разоблачает лицемерие, коррупцию и двойную мораль в высших эшелонах партгосаппарата.