Биография вечного дня - [18]

В конце двадцать третьего года он все еще был армейским подпоручиком и все еще мечтал об офицерской, а не полицейской карьере. Кто мог предположить, что его «откопает» министр внутренних дел и что его попросят перейти в «более активный сектор обороны». «Армия у нас кастовая, армия — для выходцев из состоятельных семей, из потомственных богачей, а вы — болгарин «среднего сословия», вам легче преуспеть на поприще, где ценятся ум, быстрая реакция, скромное поведение и, конечно же, беспощадность к подрывным элементам!»

— Кто это? — прерывает его размышления знакомый голос.

Оказывается, Крачунов машинально набрал номер аптеки — номер, который он запомнил, сам того не желая. Крачунов молчит, вслушивается в дыхание на другом конце провода и в собственную, как будто бы утихающую боль.

— Это вы? — осторожно спрашивают у него с каким-то мистическим страхом.

Но Крачунов кладет трубку — нет, ему сейчас не до забав, «глубокий резерв» тоже должен это понимать.

И он приказывает телефонистке:

— Соедините меня с Софией!

Грудной альт дежурной телефонистки звучит не просто нагло — издевательски:

— С Софией?

— Да, с управлением.

— Это невозможно!

Крачунова до такой степени ошарашивает ее отказ (а как они перед ним заискивали, как льстили и угождали еще вчера!), что он вскакивает, и стул с шумом отлетает назад.

— Что значит невозможно?

— Господин начальник, с двух или с полтретьего ночи София не отвечает.

— Настаивайте, добивайтесь!

— Связь со всей провинцией прервана. Моя напарница из Ловеча…

— К черту вашу напарницу из Ловеча! — взрывается он.

— Моя напарница из Ловеча передала мне, что столичные связисты перешли на их сторону.

Телефонистка замолкает, но ее неприязненное присутствие словно давит на мембрану.

— На чью сторону? — орет Крачунов.

— На сторону партизан, — отвечает телефонистка; теперь альт звучит заметно мягче и любезней, однако без малейшего признака испуга.

— Откуда вы знаете, что почта в руках партизан?

— Сам начальник гарнизона утверждает…

— Полковник Грозданов?

— Да, полковник Грозданов! Только этот офицер держался более учтиво, чем вы.

Крачунов берет себя в руки — довод телефонистки представляется ему сокрушительным, если не принимать во внимание сожаления, с каким были сказаны ее последние слова. Дожили, что и говорить: теперь и телефонистки нас будут стыдить!

— Алло, господин начальник! Господин начальник!

Но Крачунов больше не слушает, он кладет трубку и в отчаянии валится на стул. Да, уж если центр не имеет связи со страной — значит, близится развязка! Но кто оказался сноровистей, кто нанес удар первым? А если это все-таки обычная неисправность, какие бывают часто и служат подтверждением того, что Балканы есть Балканы и в отношении техники?.. Он нащупывает в темноте пиджак и одевается. У него уже созрел конкретный план спасения. Неторопливо засунув во внутренний карман еще один пистолет, небольшой, но довольно мощный (такие месяц назад были розданы лицам, занимающим высокие посты), он набивает карманы патронами. И тут ему приходит в голову позвонить Розе. Конечно, сейчас не время для душевных излияний, но, возможно, это будет последний разговор с нею — кто знает, что ждет их завтра? А вдруг проснется доктор? Впрочем, не беда: он извинится, скажет, что ошибся, и положит трубку; а можно просто промолчать.

Но он опасался напрасно: на другом конце провода — Роза, в ее удивленном восклицании он улавливает горячие, бархатные волны нежности.

— Ты? В такую пору?

— Обстоятельства…

— Покидаешь Болгарию?

Этот вопрос словно хлыст бьет его по нервам.

— Ты одна? — вместо ответа спрашивает Крачунов.

— Одна. — Роза язвительно хихикает, но не похоже, что ей весело. — Вчера мой уехал на виллу с доктором Вылковым.

— Чего ты смеешься?

Смех обрывается, Крачунов видит, как улыбка сходит с ее лица, обычно невозмутимого и надменного.

— Смеюсь? Как тут не смеяться! Знаешь, зачем они туда поехали? Чтобы закопать драгоценности и валюту.

— Так много драгоценностей у твоего благоверного?

— Вероятно, хотя он скрывает это от меня. Я могу рассчитывать на них только после его смерти… Ты придешь?

— Нет!

— Значит, все-таки покидаешь Болгарию?

Крачунов чувствует, что вот-вот сорвется и накричит на нее — такого он раньше не позволял себе в отношениях с ней.

— Что ты городишь? С какой стати я должен покидать Болгарию?

— Не кричи! — высокомерно одергивает его Роза. И добавляет: — Имей в виду, если останешься здесь — тебе конец.

Крачунова шатает, в него снова вселяется страх, но он старается не выдать своего состояния.

— А ты представь себе, что вместо коммунистов придут англичане. Или американцы.

— Позавчера мой говорит… он слушает их радиостанции, хотя приемник опечатан… Так вот, он говорит, будто Запад решил пожертвовать Болгарией.

— А ежели Болгария не пожелает жертвовать собой?

Да, страх возвратился, страх терзает все его тело. И начинается новый приступ головной боли — она так пульсирует в висках, что ему становится дурно.

— В таком случае — в добрый час! — насмешливо и вроде бы с оттенком обиды бросает она. — Буду ждать вестей из Турции.

— Почему из Турции?

— Все пути в Европу, кажется, отрезаны.