Бимен - [65]

Рассказывать, как нас встретила бабушка, нет никакого смысла. Потому, что такие встречи всегда одинаковы. Отец начал разговор с полученной во время поездки информации о погоде. Вот о чем можно беседовать бесконечно, так это о ней, о погоде. И причем, что интересно, изменить русло беседы можно в любое время, и в нужном тебе направлении. Внезапно в середине разговора, бабушка, словно вспомнила о чем-то. Она замерла, вытаращив на меня глаза, и открыв рот, а потом спросила: «Бартеломью, ты телогрейку домой возвращал, или потерял где?» — Она перевела взгляд на отца, и продолжила, но уже разговаривая с ним — «Было в доме четыре телогрейки. Одну твой сынок облюбовал. Каждый вечер брал ее. Но как только уехал, три осталось. А четвертой как и не было, представляешь?»

Отец вопросительно посмотрел на меня. Бабушка тоже перевела взгляд.

— Так она на чердаке, наверное, лежит, — предположил я. — Ты там не смотрела?

— Да мне и в голову такое не могло прийти.

— Ща, бабуль, я быстро! — отрапортовал я, и направился в коридор.

— Лестницу в сарае возьми! — прозвучало уже вдогонку.

— Постарайся не сильно вымазаться! — добавил свою рекомендацию отец. По его тону я понял, что он был доволен, тем, что они с бабушкой остались наедине.

13. Чердак

«Как же удачно складываются обстоятельства», — думал я, выходя во двор, и вдыхая холодный воздух. Куртка осталась в доме, и мороз потихоньку начинал атаковать мой свитер. Это чувствовалось на сгибах локтя, и в тех местах, где он, остывающий, касался тела. Я открыл сарай, в полумраке помещения, нащупал глазами искомый предмет — тяжелую деревянную лестницу. Взявшись за нее так, чтобы в случае чего, испачкать только джинсы, потащил добычу через двор к дому. Погода стояла хоть и холодная, но не морозная. Снега не было. Если бы он лежал, то я промочил бы все ноги, пока добрался до нужного места. При установке лестницы к чердачной двери пришлось немного повозиться. Она никак не хотела жестко стоять, а постоянно съезжала в сторону. Кое-как закрепив ее на промерзлой земле, я рискнул, и ступил на старые, но еще крепкие ступени. Их было девять, и они слегка поскрипывали при каждом шаге. Я сделал шесть шагов вверх, затем протянул руку, и повернул щеколду, удерживающую дверь чердака закрытой. Потом шагнул еще на три ступеньки, пригнулся, и вошел в проем.

Глазам не потребовалось ни секунды, чтобы привыкнуть к темноте. Я все тут помнил, и знал. Каждую травинку, каждую доску на потолке, каждую щель во фронтоне. Сено лежало немного не так, как я запомнил его, но мне это могло и показаться. Повернув голову вправо, я увидел темный участок, присыпанный сеном. Теперь я понял, почему бабушка не нашла телогрейку. Отец, когда вытаскивал покрывало вместе со мной с чердака, то засыпал ее лежавшую почти у входа. Я разгреб сухие травинки, и взялся за мягкую, холодную ткань. Потянул, осторожно, поднимая вверх. Чуть отступил в сторону, чтобы не загораживать себе свет. Да, это она! Искомая телогрейка. Я перехватился за воротник, и сунул руку в карман. Нащупал внутри несколько семечек, и ничего больше. Внутри что-то оборвалось. Сердце екнуло. Прочная веревка надежды превратилась в тоненькую ниточку, потому, что карман был правый. Тот, в который я положил, и из которого не вынимал пистолет. Рука быстро переместилась в другой карман, но только для того, чтобы убедиться, в его пустоте. Все так. Левый карман и должен быть пустым. Я держал телогрейку за воротник, и смотрел на нее, ошарашено открыв рот. Что делать в подобной ситуации? Мне и в голову не могло прийти, что такое возможно. «Да, нет. Не может быть! — подумал я. — Он за подкладку завалился. Точно завалился. Не мог же он пропасть?» Я сунул руки в рукава, и одел телогрейку. Мысленно я молился, всем возможным богам, не решаясь залезть в карманы. В глубине души мне был известен ответ, я знал, что они пусты, но мне хотелось верить в свою глупость, рукожопость, и не наблюдательность.

А потом вспыхнул маленький огонек надежды. Возможно, когда я пришел, той августовской ночью, и снял телогрейку, пистолет вывалился из нее, и лежит теперь где-нибудь под сеном. Эта мысль подтолкнула меня все-таки проверить карманы еще раз, и убедиться в отсутствии оружия в них. Пусто. Как я и думал. Но надежда оставалась. Пусть небольшая, может быть совсем крохотная. Я опустился на колени рядом с тем местом, откуда только что вытащил телогрейку. Аккуратно погрузил пальцы в сено, и принялся ощупывать пол. Я обшарил каждый сантиметр. Ничего. Тогда я решил убрать вообще сено из зоны поиска. Небольшие охапки отбрасывались мной в сторону, до полного очищения поверхности пола. Даже, когда осталась маленькая кучка, под которой не смогла бы спрятаться и мышь, надежда все равно оставалась. Но она растаяла. Пол был чист. Пистолета не было. Я тяжело опустился в сено, и попытался как-то осмыслить этот факт. Мысли роились в голове, и мешали сосредоточиться, и принять случившееся, как неизбежное. Мне нужно не просто свыкнуться с мыслью о том, что пистолета больше нет, мне нужно понять куда он мог деться, каким образом исчез. Кто в этом замешан?