Билет на удачу - [74]

Больше всего на свете мне хочется, чтобы со мной сейчас была мама. Хочется до боли в сердце, истово и горячо. Мне хочется спросить ее, как поступить. Хочется знать мнение родителей обо мне: гордились бы они мной или переживали за меня; видели бы во мне девушку, которая чтит их память, или девушку, которая безнадежно потерялась?

Закрываю ноутбук и тру глаза. Меня разрывают противоречивые чувства. Я беру листок бумаги и провожу по центру линию. Затем, почти не задумываясь, на одной стороне пишу «Стэнфорд», на другой – «Северо-Западный университет».

Смотрю на эти слова и прекрасно понимаю, что на самом деле выбираю между Калифорнией и Чикаго.

Что на самом деле выбираю между прошлым и настоящим.

В дверь стучат, затем в комнату просовывает голову Лео.

– Мама просила передать, что ужинать мы будем во дворе, поэтому поскорее спускайся. Думаю, она хочет устроить маленькое празднование. – Он удивленно поднимает брови, увидев листок передо мной. – Хотя бы намекнешь, что будем праздновать с твоей стороны?

– Сама пока еще не знаю.

Лео прислоняется к стене, скрестив руки на груди.

– Один день в Стэнфорде с Тедди, – ухмыляется он, – и ты уже вся в сомнениях?

– Он тут ни при чем, – смеюсь я.

– Слушай, – серьезнеет Лео. – Я дам тебе тот же совет, который дала мне ты. Ты должна сделать выбор, единственно верный для тебя. Не для меня. Не для Тедди. Не для моих родителей. И не для твоих. А для тебя.

Я смотрю на лежащий передо мной лист, взгляд прыгает туда-сюда: с одной стороны – на другую, с одного возможного будущего – на другое.

– Мы тебя скоро увидим? – спрашивает брат, и я киваю.

Он уходит и закрывает за собой дверь.

Мой взгляд падает на левую колонку. И я без раздумий начинаю ее заполнять.

Исписав лист, слышу на улице голоса. Встаю и подхожу к окну. Тетя, дядя и брат сидят на заднем дворе за кованым столом. Тетя София поднимает бокал за Лео, который изо всех сил пытается выглядеть смущенным, хотя улыбается во все тридцать два белых зуба.

Раньше, увидев это, я бы залезла под одеяло. Отгородилась ото всех, сохранив безопасную дистанцию. Но не теперь.

Когда я вернулась из Сан-Франциско и лимузин подвез меня к этому дому – ярко освещенному, с живописными цветочными горшками на крыльце, – мои плечи обмякли от облегчения. Все, что бурлило и бушевало в моей душе в те дни на Западном побережье, тотчас унялось. Так затихает ветер после бури. Так чувствуешь себя, достигнув после длинной гонки финишной черты. Так ощущается близость, покой и дом.

И впервые за долгое время – а может, и впервые вообще – я вернулась в Чикаго с ощущением, что вернулась домой.

И сейчас я смотрю на трех собравшихся внизу людей, и мне хочется лишь одного – спуститься к ним и сообщить, что я наконец приняла решение. Что я знаю, где хочу находиться в следующем году. Но я еще несколько минут стою у окна, наблюдая за ними: дядя Джейк хохочет, запрокинув голову, и его смех долетает до меня; тетя София не сводит с сына любящих глаз; Лео воодушевленно рассказывает какую-то историю, вытянув руки, его глаза весело блестят.

Моя семья.

За рядами зданий позади нашего дома садится закатное солнце, омывая все вокруг своим теплым золотистым светом. На телефонных проводах, протянутых через двор, устроилось несколько птиц. Они, как и я, наблюдают за происходящим внизу.

На столе стоит торт, мне видна сверху надпись на нем: «Поздравляем Лео и Элис!» Рядом лежат три набора салфеток. Один – с нарисованными львами, в честь огромного каменного льва-стражника, сторожащего вход в Институт искусств. Другие два без рисунков, однотонны: красного цвета и фиолетового.

Первый – в честь Стэнфорда. Второй – в честь Северо-Западного университета.

Мои губы расплываются в улыбке при мысли о том, что тетя София рассматривала вариант моего поступления в Северо-Западный университет, когда я вовсе не думала об этом. При мысли о том, что, несмотря на все выставленные мною между нами блокпосты, она настолько хорошо меня знает. Какое приятное ощущение. Словно я наконец-то обрела под ногами твердую почву, словно меня наконец-то отыскали после самых длинных в мире пряток.

Возвращаюсь к постели, сажусь перед ноутбуком и, глядя на сайт, вспоминаю родителей в тот день у колокольни, вспоминаю то, с какой тоской мама говорила о Стэнфорде.

Затем думаю о тете Софии и дяде Джейке, о Лео и Тедди, о том, чего бы родители желали для меня после всего пережитого мной, – делать то, что осчастливит меня, и быть рядом с людьми, которых я люблю, людьми, которые любят меня. И, глубоко вздохнув, я принимаю окончательное решение.

Потом спускаюсь вниз и отодвигаю ведущую на задний двор стеклянную дверь. Все трое тут же оборачивается ко мне с одним и тем же вопросом на лице.

– Ну? – нетерпеливо спрашивает Лео, и я улыбаюсь.

– Ну… – присаживаюсь я рядом с ними.

39

Несколько дней спустя я, полусонная, тащусь по лестнице вниз и тут слышу приглушенное тявканье. Замираю и, вытянув шею, прислушиваюсь. Снова слышу этот звук и спешу скорее вниз.

В кухне дядя Джейк, тетя София и Лео стоят вокруг водруженной на стол картонной коробки.

– Что это у вас там? – спрашиваю я.