Библиотека - [13]

На стоянке стояла всего одна машина. И та на кирпичах. Некто одетый в синий рабочий комбинезон с вышитым на нём золотым орлом старательно протирал тряпкой ветровое стекло. Завидев меня, он бросил тряпку и, на ходу вытирая об одежду руки, направился ко мне. Не дойдя нескольких шагов, он остановился и стал недоумённо озираться по сторонам, ища глазами мою машину. - Я без машины. Он огорчённо кивнул. - Вам что-нибудь угодно?- спросил он. - Не могли бы вы угостить меня сигаретами? - Могу,- сказал он, светлея. - Ещё мне хотелось бы взглянуть на карту местности... - Карты снимать запрещено циркуляром от восемнадцатого октября. А сигаретами я вас угощу. Пойдёмте. Мы вошли в помещение. - Вот, держите,- он протянул мне пачку.- Почти полная. Я принялся шарить по карманам в поисках денег, но он отмахнулся: "Пустое!" Мы вышли. - Неважная погода,- заметил я. - Все по домам попрятались,- сказал он.- И ехать никому неохота. Я разминал в пальцах сигарету. Мы подошли к машине. Я заглянул в неё. Это была жестянка, лишённая внутренностей. Но стёкла были целые. И на краске ни единой царапины. Ухоженная машина. - Ваша?- спросил я. - Да,- сказал он. - Красивый цвет. - Да. На ней-то я сюда и приехал. - Давно? - Да лет... десять назад. - Надо же,- сказал я.- А выглядит как новая. - Так ведь я не ездил на ней с тех пор. Он взялся было за тряпку, но тут же бросил её обратно в ведёрко и виновато вытер об комбинезон руки. - А знаете, как это было? Я вопросительно посмотрел на него. - Я ехал по этому шоссе. И тоже было пусто, вот как сегодня. И вдруг, представляете, бензин кончился. Я-то думал, что здесь где-то заправка, а это, оказывается, я с другой дорогой спутал. А здесь не было. Ну вот, значит, кончился у меня бензин... И полдня проторчал так, потом только вспомнил, что у меня в багажнике есть канистрочка. Припас на случай. Совсем из головы вон. Так и остался здесь,- закончил он неожиданно. - Зачем?- не понял я. - Ну, не у каждого же есть такая канистрочка. - Помоги ближнему своему? Так вы, получается, нечто вроде миссионера? - Да, что-то в этом роде. Он смущённо усмехнулся. Я чиркнул спичкой, закуривая. - Эй,- он осторожно тронул меня.- Я не против того, чтобы вы курили, но вообще-то я не позволяю курить на стоянке. Не дай бог, заметит кто-нибудь, напишет донос... - Ничего хорошего из этого не выйдет,- сказал я, с наслаждением затянувшись. - То-то и оно, что ничего хорошего. Он озабоченно огляделся по сторонам. - Ладно, ладно,- кивнул я.- Я сейчас уйду. Мне вообще нужно быть подальше от Города. Я посмотрел на него. - Да?- сказал он. - Ладно,- сказал я.- Спасибо вам. - Да не за что,- сказал он, воспрянув. Протянул мне руку. Рука была холодная и влажная. Я отпустил её и, кивнув ещё раз на прощанье, зашагал по шоссе. Я успел уже отойти довольно далеко, как вдруг услышал его голос. - Эй!- кричал он.- Подождите! Я обернулся. - Что!- крикнул я. - Вы должны уйти из Города? - Да! - Тогда имейте в виду! Что Город! - Не слышу! - Расширяет влияние! Слышите? - Что? Он помахал мне издали тряпкой и скрылся за колонкой. Ничего не пойму. Что он сказал? Что Город расширяет влияние? Ну и что? Я пошёл дальше. Что бы это могло значить?

Глава двенадцатая

рассыпавшиеся страницы книги, они летят, похожие на рой больных бабочек, ветер холода, куда он влечёт их? Холодные костры ламп ночных приютов всегда остаются там, где они были

Но что бы это ни значило, едва ли это могло как-то изменить мои планы. Не было у меня никаких планов. Дорога была, а планов не было. Одна-единственная, где бы я ни шёл. Между тем местность сделалась живописней. Справа и слева от шоссе громоздились кучи мусора, горы рваных покрышек, покорёженные листы жести, какие-то грязные маркированные коробки, среди них ветер угрюмо гонял рваную бумагу, серые комки газет, обрывки открыток, они хотели укрыться от него, но он находил их повсюду, где бы они не прятались, и безжалостно поднимал в воздух. Я оказался на свалке. Свалка эта, насколько я мог судить, размеры имела грандиозные. Холодная в своём величии простиралась она до самого горизонта, равнодушная и... безжизненная? Так ли? Тонкая струйка голубоватого дыма. В следующую секунду налетевший порыв ветра развеял её, не оставив даже напоминания, как будто досадуя на себя за то, что отвлёкся и недоглядел... Но поздно. Я успел увидеть её. Сердце забилось часто. Прошла минута или больше, а я всё так же стоял, прикованный взглядом к тому месту. Наверное, ждал, что дым появится снова. Я посмотрел на дорогу. Время шло. Нужно было что-то решать. На что-то решаться. Я ещё раз посмотрел туда, где заметил дым. Сделал неуверенный шаг, ещё один. И оглянувшись последний раз на дорогу, уже увереннее, пошёл. Мне ещё казалось, что я могу вернуться. А потом я чуть не упал, оступившись, идти стало трудно, и я думал уже только о том, как бы не переломать ноги. Идти было трудно - я успел взмокнуть, осатанеть и изматериться, пробираясь завалами тряпок, ящиков, битого кирпича, стекла, шлаковаты, опилок, макулатуры и прочего в этом роде, пока, перейдя, наконец, последний Рубикон, покорив последний Монблан, миновав последний Сен-Бернард, достиг цели своего безрассудного похода. И тогда я увидел то, к чему так долго шёл. Тощий, хворый костерок. Я увидел троих. Они сидели вокруг костерка и слушали радио. На одном из этих людей была спортивная кепка, лопнувшая вдоль и прихваченная медной проволокой. Одет он был в дырявое трико и больничную пижаму. На голове другого была вязаная шапочка. Остальные части его тела утопали в непомерных размеров тулупе. Воротника у тулупа не было. Третий выглядел почти аристократично, будучи обладателем высокого цилиндра, клубного пиджака с красивой сиреневой заплаткой и полосатых брюк. Кроме того, на носу его красовались очки с толстыми линзами. Обут он был в кеды. Они сидели молча. Радиоприёмник стоял тут же, на перевёрнутой вверх дном детской ванночке. Я незаметно подошёл к ним и тихонько расположился рядом. Из динамика, лежавшего отдельно от остальных частей приёмника, раздавался колючий голос женщины-диктора: "...вследствие этого, правительство приняло решение о новом расширении влияния Города, которое будет осуществлено сегодня, тринадцатого марта в четырнадцать-ноль-ноль. Резолюция заседания Конвента будет опубликована в печати. Спортивные новости..." "Аристократ" протянул к приёмнику руку и выключил его. Стало тихо. Тот, кто был в спортивной кепочке, злобно сплюнул. - Ох, чувствует моё сердце, доберутся они до нас, - затосковал тот, что был в тулупе. - Да не ной ты, без тебя!.. - раздражённо бросил ему "спортсмен". - Кому она нужна, эта свалка! За тобой если только придут. "Аристократ" молчал. Слышно было, как потрескивает костерок. - А что это значит? - решился я подать голос.- Что Город расширяет влияние. - Это значит, что он присоединяет к себе новую территорию, - отозвался "аристократ". - Причём никогда нельзя узнать заранее, какую именно. - Об этом не объявляют? - Нет. Тогда какой смысл будет её захватывать? - Понятно, - сказал я. "Спортсмен" принялся разламывать ящик и подбрасывать обломки в костёр. - Мне не очень-то хочется снова попасть в Город, - признался я, выдавив улыбку. - Для меня это... - А кому охота? - буркнул "спортсмен". - Потому и торчим тут. Он посмотрел на меня. Я улыбнулся. Он снова взялся за ящик. "Тулуп" молча наблюдал за огнём. - Видите ли, - вежливо объяснил "аристократ". - С точки зрения логики, это самое безопасное место в округе. Ведь Город и так использует свалку, так зачем же её захватывать? Я кивнул. - Что ж, тогда и я, пожалуй, останусь пока здесь. Пережду это самое Расширение Влияния... Я осторожно оглядел всех троих. Никто не возражал. Я достал сигареты. - Перекурим? Все по очереди потянулись к пачке. "Спортсмен" вытянул сразу две, запихав одну в кармашек пижамы. "Аристократ" поблагодарил. Закурили. "Тулуп" подвесил над костерком чайник. Когда вода в нём забулькала, он насыпал в неё какой-то серой трухи. - Скоро чаёк поспеет, - доверительно сообщил он. "Аристократ" вытащил откуда-то большой целлофановый пакет карамели. "Спортсмен" достал три пустые консервные банки. Все оживились. - Надо бы ещё одну подыскать, - заметил "аристократ" и, пошарив вокруг себя, откопал почти не помятую банку. Ополоснул кипятком. - Вот, - он протянул её мне. Я взял. - Спасибо. - Или вы предпочитаете пить из глубокой посуды? - Без разницы, благодарю вас. После молчаливого и исполненного достоинства чаепития Тулуп и "спортсмен" сели играть в карты. Я отказался. "Аристократ" положил себе на колени толстую общую тетрадь и принялся в ней что-то записывать. - Что пишете? - поинтересовался я, придвигаясь к нему. - Да так, - сказал он. - Некоторые свои мысли и замечания. По большей части общего характера, но также и практического свойства. Думаю, напишу и, как знать, может быть, и опубликую. Отдельной книгой. - А что, - сказал я. - Интересная, наверное, книга будет. Он несколько повеселел. - Может быть, даже знаменитым стану. Как знать? - Хотите выбраться отсюда? - Нет, - он покачал головой. - Если я здесь, то значит, есть на то причина во мне самом. А вообще-то, я бухгалтер по профессии. - Вы работали бухгалтером? - Да. Вам это занятие, наверное, кажется мало... интеллигентным? - Что вы! - поспешил я заверить его. - Совсем напротив! - Ну да! - вставил "спортсмен". - Считать чужие денежки самое из всех интеллигентное занятие! - и громко заржал. Бухгалтер укоризненно посмотрел на него. - Не обращайте на него внимания. Он немного нервный. И очень невоспитанный. - Ну да! Я псих, - радостно подтвердил "спортсмен" и снова заржал. Должно быть, ему шли карты Бухгалтер вновь углубился в свои записки. Костерок уже догорал. Выглянуло и тут же скрылось солнце. - А по ночам здесь не холодно? - спросил я, обращаясь ко всем троим. Бухгалтер оторвался от тетради. - Что вы говорите? - Бывает, ох, как холодно! - пожаловался Тулуп. - Это правда, - сказал Бухгалтер. - А как же вы ночуете? - Пока не околели, - буркнул Псих. - Видите ли, в чём дело, - объяснил Бухгалтер. - Мусор, когда он сложен в кучи, преет и выделяет тепло. Опилки... если в них зарыться поглубже, то можно не бояться замёрзнуть. - Тьфу ты! - швырнул карты Псих. - Опять проиграл. А какие карты были! Ты, видать, мухлюешь. Шулер хренов. - Я честно играю, а ты, если не хочешь, то и не играй, я что, заставляю? обиделся Тулуп. - А всё равно отдавать нечем, - он вывернул карманы трико. - Нечем отдавать-то. На, гляди! Включи-ка радио, - кивнул он мне. Я включил. Из динамика раздались звуки оркестра. Псих одобрительно хмыкнул. - Он его сам починил, - уважительно сказал Тулуп, показав глазами на Психа, который тем временем уселся на остов стиральной машины и мечтательно уставился в пространство, покачивая головой в такт музыке. Я повернулся к Бухгалтеру. - А вот интересно, - сказал я. - Если Город расширяется, что он делает с теми, кто живёт на этой территории? - В пустыне никто не живёт, - сказал Бухгалтер, закрывая тетрадь. - То есть, как? - Формально. Те, кто здесь обитают, не считаются живыми, то есть... Говоря официальным языком, не обладают статусом живого человека. Тулуп снова затосковал. Поднялся с места. - Пойду, пороюсь, может, отвлекусь. Он ушёл. Псих соскочил на землю, выключил приёмник и подошёл к нам; подсел к Бухгалтеру и легонько толкнул его в плечо. - А вот скажи, умный, если экологическая катастрофа начнётся, то все люди помрут или не все? - Это зависит от того, в каком масштабе, - отозвался Бухгалтер. - Нет, ну а если в крупном? - не отставал Псих. - Если в глобальном? - Ну да. - Может быть, все... - Так значит, хватит заводы всякие строить, - он весело подмигнул мне. - И детей хватит рожать. - Это тоже не совсем верно, - Бухгалтер снял очки и стал старательно протирать их носовым платком. - Существуют альтернативные пути развития. - Чего? - поморщился Псих. - Альтернативные. Кроме того, с развитием цивилизации рождаемость падает, это тоже верно. Я лично считаю, что заводы всякие и машины только мешают цивилизации. Тормозят её развитие. - Ладно, - сказал Псих. - А вот скажи, Бог, он один? - Бог един, - строго сказал Бухгалтер, надевая очки. - А как же тогда объяснить, что религий много? Мусульманы там, буддисты разные... и потом, эти... ну, которые... - Религий, конечно, много, - согласился Бухгалтер. - Но Бог один. Хотя зачем я тебе это объясняю? Ты ведь всё равно несерьёзный. - Это почему ещё! - оскорбился Псих. - Чего несерьёзный? - Да так, несерьёзный какой-то. - Какой-такой несерьёзный? Конечно, да! Ты один у нас серьёзный! А все остальные, - он кивнул на меня. - Так, шушера всякая! Значит, очки нацепил, так и серьёзный, а у меня, значит, очков нету, так я и несерьёзный, так что ли? Нет, ты говори давай! Бухгалтер насупился и принялся подчёркнуто деловито рыться в своей тетради.