Безымянные пули - [20]

Я усмехаюсь.

– Ха, мусор, да ты разбираешься в психологии!

– Я скажу, что ты делала, обворожительная сирена. Ты пошла за пушкой, а главное – подать сигнал тревоги. Анджелино слишком хитрый малый, чтобы не принять меры предосторожности. Спорю, что, когда он уходит, вы ставите условный знак на окно комнаты, выходящей на бульвар.

Поскольку мы находимся как раз в этой комнате, я смотрю на окно и разражаюсь хохотом. Система простейшая: одна из штор, а именно правая, завязана.

Я возвращаю ее в нормальное положение.

– Код, доступный даже такому воробьиному мозгу, как твой, – говорю. – Завязанная штора означает опасность. А если обе опущены – «все в порядке».

Я попал в десятку. Несмотря на персиковый цвет кожи, Мирей становится белой.

А я от души смеюсь. Не столько потому, что поставил ее на место, а главным образом из-за того, что чувствую, как мой мозг начинает серьезно работать.

Я подхожу к девочке и машинально провожу рукой по нейлону ее чулок, обтягивающих точеные ножки – крепкие, нежные и теплые.. Как они говорят! Парень, заявивший однажды, что с цветочками в руках вы не нуждаетесь в красивых словах, не подумал о ножках Мирей. Какое красноречие!

Она больше не пытается меня соблазнять, потому что знает: моя рука переменчива – то ласкает, то лупит.

– Признайся, моя тропическая птичка, синьор Анджелино живет здесь?

Она опускает голову и отвечает:

– Да, часто.

– Ну вот, мало-помалу мы таки подходим к правде. И тут снова звонит телефон. Как и в предыдущий раз, снимаю трубку.

– Алло! – коротко бросаю я. Узнаю голос Анджелино:

– Привет, комиссар. Что новенького?

Глава 15

Я никогда не видел гангстера такого размаха, как Анджелино, но также никогда не видел бандита, не любящего театральные эффекты, и мой макаронник не исключение.

Справляюсь со своим удивлением.

– Новенького? – говорю. – Ничего, если не считать того, что эта идиотка Мирей совершенно не умеет пользоваться пушкой. Хотела попасть в меня, а маслину получил в башку ваш приятель Шарль.

– Это первый раз, когда у него в башке что-то есть, – замечает Анджелино в качестве надгробной речи. Он кашляет и спрашивает меня:

– Вы хотите мне что-то сказать?

– Нет, спросить.

– Давайте.

– Мне бы хотелось это сделать тет-а-тет.

– Я сейчас занят. Давайте вечером? Какую игру ведет этот тип?

– Хорошо... Где?

– Здесь, – говорит Анджелино. – У очаровательной Мирей. Кстати, вы легко нашли мою квартиру?

Ему не дает покоя быстрота, с которой я обнаружил его лежбище на Монмартре.

– О, – говорю, – вы же знаете, полицейский, как охотничья собака, создан для того, чтобы находить то, что спрятано.

Он смеется.

– Браво.

Эта похвала идет прямо к моему сердцу.

– Вот видите, – говорю я без ложной скромности, – я могу вам при случае пригодиться...

– Верно. До встречи вечером...

– Во сколько?

– В восемь идет?

Я хватаю малышку Мирей за запястье и бросаю взгляд на ее часы. Они показывают без двадцати три. Я мысленно говорю себе, что до восьми много чего произойдет, потому что все сильнее убеждаюсь, что он готовит нечто неординарное, и в самое ближайшее время!

– Да, идет, – отвечаю. – Всего хорошего...

Кладу трубку.

Этот звонок показывает, что мой пахан насторожился из-за знака шторой. Он позвонил, чтобы прощупать почву; или нет, скорее он установил за домом слежку, и, когда я подошел к окну и развязал штору, он увидел, кто находится в квартире. Ладно, но почему тогда он захотел со мной поговорить? Новая загадка. Я знаю, что все его действия обоснованны. Он даже пальцем не шевельнет без важной причины.

Я чешу голову.

А если Анджелино нужно было задержать меня в этой квартире на несколько минут? Или...

Не знаю...

Ага, понял. Анджелино, возможно, решил, что я собираюсь его здесь ждать, и дал о себе знать, чтобы показать мне, что знает о моем присутствии в квартире. Следовательно, задерживаться в ней для меня нет резона...

Что делать? Все это очень сложно... Если бы я был уверен, что Анджелино не хочет меня здесь видеть, конечно, я бы остался. Но я ни в чем не уверен. Хотя нет, в одном уверен: если сегодня в Париже произойдет какая-то заварушка, то это будет где угодно, только не в доме сто двенадцать по бульвару Рошешуар.

Мирей молчит, не мешая мне думать.

– Ладно, – решаю я. – Мне пора идти. А ты, моя нежная девочка, будешь точно выполнять мои инструкции...

Я резким движением вырываю телефонный провод.

– Останешься здесь до нового приказа. Если кто-нибудь позвонит, не открывай никому, кроме меня и Анджелино. Полагаю, у него есть ключи, а я позвоню классической мелодией: та-тагада-гада. Поняла? Если смоешься, твое описание будет разослано повсюду и далеко ты не уйдешь, а я посажу тебя за убийство. Если выполнишь мои приказы, я улажу эту историю с шальной пулей. Ладно, чао!

Я оставляю ее в обществе трупа ее дружка. Согласен, что этот тет-а-тет лишен очарования, но, как говорит большой босс, бывают обстоятельства, когда нужно забывать про личные желания ради... дальнейшее известно!

Выйдя на бульвар, я чувствую, что очень хочу пить. Эта констатаци тем более ужасна, что, как я имел честь вам сказать, поблизости есть большое кафе.

В конце концов, я имею право пропустить стаканчик. Я вхожу в тошниловку.