Безумие - [8]
Администрация большой психиатрической клиники — это структура, достойная по крайней мере еще двух романов. Весьма неприятная структура. Она состояла из двадцати чиновниц самого разного калибра. Двадцать орудий порядка против Безумия. Уже при входе мне показалось, что они создавали собственное Безумие, которое доили, как корову. Из своего скромного опыта я знал, что любая администрация — это самодостаточное и опасное существо, которое создает свой мир, свой микрокосмос, плодится и паразитирует в этой среде. Весь остальной одинокий и запутавшийся мир кружит около замкнутой на самой себе, герметичной и засасывающей всё и вся Администрации.
У Больницы также имелся свой маленький административный космос, который существовал, как мирный остров в неспокойном болоте Безумия. А кабинет доктора Г. находился в самом центре этого острова. Бум.
К Главврачу я вошел на цыпочках. Или на пятках. Я нервничал и очень волновался. Был готов драться с каждым встречным, а также обнять каждого встречного. Вы же видели ребенка, который ждет реакции взрослых, чтобы заплакать или засмеяться в унисон с ней. Если бы доктор Г. принял меня благосклонно и радушно, я бы наверняка растаял и с удовольствием повизгивал в приливе подобострастия. Поведи он себя недружелюбно, я бы рычал, как злой беспризорный пес, и кусал. Естественно, самого себя. Прикусывал бы свой язык. И свое собственное самолюбие.
Доктор Г. сидел спиной к двери. И он не был ни радушным, ни неприветливым. Все его внимание было приковано к монитору. Он играл в компьютерную игру и тихо пыхтел.
— Здравствуйте! — проскрипел я за его спиной.
— Здравствуйте, проходите! — очень любезно сказал Главврач и только после этого — ни быстро, ни медленно — обернулся.
— Я доктор Терзийски, — произнес я и испытал огромное облегчение, постыдное облегчение. Как будто я был мальчиком, у которого случилась поллюция во время экзамена. Я долго представлял себе, как это будет, когда я впервые серьезно произнесу «доктор Терзийски». Получилось неплохо. Мне даже стало весело и как-то забавно от нелепости собственных слов. Кого мы с доктором Г. обманывали? Скорее всего, самих себя. Я чувствовал, что он был готов к игре «в доктора». Он был крупным и внушительным, в очках, как телескопы штата Монтана, направленные в глубины космоса. А вообще-то, у него были самые обыкновенные глаза, и косоглазие, увеличенное линзами очков, становилось еще заметнее. Вот и все.
— Что вас к нам привело, доктор Терзийски? — снова чрезвычайно любезно спросил доктор Г., и на этот раз его любезность стала мне ясна: он легко и мило и на самом деле непринужденно со мною шутил. Подкидывал это «доктор Терзийски», как мяч. Небрежно.
— Мне бы хотелось, если это возможно, начать у вас работать. Одна из ваших подчиненных сказала, что у вас есть вакансии.
— Это которая из моих подчиненных? — с легким раздражением спросил доктор. Несмотря на свою неопытность, я почувствовал, что любая попытка пробить оборону крепости и прорваться внутрь, даже только чтобы осмотреть эту цитадель — Больницу — будет встречена с огромной подозрительностью.
— Ну… — споткнулся я. Я чувствовал, что вступаю в область каких-то сплетен, ввязываюсь в безобидные пока интриги. Если я назову имя, то подставлю свою знакомую, которая на самом деле мне сказала, что места есть. Тогда она будет уличена доктором Г. в предательстве, в разглашении больничных тайн. Больница должна была существовать под покровом тайны. Никто не должен был знать, есть там вакансии или нет. Посторонние не должны были знать, работает ли вообще Больница, есть ли внутри живые люди, откуда они пришли и как… или же они просто самозародились в Больнице, как какая-нибудь плесень. Я чувствовал, что приподнятие завесы тайны над этим учреждением, над этой Институцией, было очень неприятно доктору Г.
— Неважно… Кто-то тебе там напел… — проворчал доктор Г. с недовольством в голосе. Как будто хотел сказать: «Тоже мне! Нам прятать нечего. Все прозрачно! Но все же выдавать наши секреты — нехорошо».
— Да, мне сказали, что у вас освободилось место врача, и я пришел… — сказал, вернее, выпалил я. И пока он любезно улыбался моим глупостям, за эту секунду я оглядел весь его кабинет. Комната была похожа на каюту капитана застрявшего где-то корабля. Корабля, севшего на спокойную мель. Например, на каком-нибудь повороте Волги. Еще там было много икон.
— Хорошо, доктор… Терзийски, кажется? — уже ласково промолвил доктор Г. Он явно осознал, что я не опасен, и что нет смысла вести себя со мной строго. Он даже испытал ко мне симпатию. И я это вмиг почувствовал. — А кто тебя к нам послал?
— Ну…. гм, гм, гм-м-м, в каком смысле?
— В том смысле, что каждый приходит откуда-нибудь! И кто-то его посылает. Ты же не с улицы пришел, верно? — немного разозлился доктор.
— Несколько лет я посещал кружок по психиатрии, — сказал я. И с горечью отметил, что вопрос «Кто тебя послал?» мог с легкостью быть переведенным как «Кто твой осведомитель?» — Еще до недавнего времени я работал медбратом на Четвертом километре. А потом… — я сунул ему свой диплом. Мой диплом с тридцатью шестерками, пятью пятерками и одной четверкой
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».
Маленький комментарий. Около года назад одна из учениц Лейкина — Маша Ордынская, писавшая доселе исключительно в рифму, побывала в Москве на фестивале малой прозы (в качестве зрителя). Очевидец (С.Криницын) рассказывает, что из зала она вышла с несколько странным выражением лица и с фразой: «Я что ли так не могу?..» А через пару дней принесла в подоле рассказик. Этот самый.
Повесть лауреата Независимой литературной премии «Дебют» С. Красильникова в номинации «Крупная проза» за 2008 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История загадочного похищения лауреата Нобелевской премии по литературе, чилийского писателя Эдуардо Гертельсмана, происходящая в болгарской столице, — такова завязка романа Елены Алексиевой, а также повод для совсем другой истории, в итоге становящейся главной: расследования, которое ведет полицейский инспектор Ванда Беловская. Дерзкая, талантливо и неординарно мыслящая, идущая своим собственным путем — и всегда достигающая успеха, даже там, где абсолютно очевидна неизбежность провала…
«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.
Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.
Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».