Безумие Дэниела О'Холигена - [109]

Доктор Фарк протер очки, вновь водрузил их на нос и посмотрел на часы. До открытия оставался час. Повозка и ее содержимое выглядели вполне безобидно, но почему же тогда сигнал тревоги звучал все настойчивей?

— Я пойду немного посижу на солнце, — сказал Дэниел сестре-сиделке.

— Не простудитесь?

Дэниел уверил ее, что это не входит в его намерения, и в зеленой пижаме, зеленом халате и зеленых тапочках побрел в больничный сад… Он прогулялся немного по лужайке, медленно удаляясь от главного здания, потом ловко юркнул в прореху живой изгороди и быстро зашагал по Стэнли-стрит в тихом сиянии воскресного утреннего солнца. В одиннадцать часов он был дома.

На кухне под раковиной он отыскал пару зеленых резиновых перчаток, напомнивших ему о засунутом за водогрей подшлемнике, который он положил сушиться четыре года назад. Дэниел надел рюкзак, перчатки и подшлемник, достал из-под стола шлем, окинул последним взглядом кухню и направился к задней двери.

Проходя мимо зеркала над буфетом, Дэниел поймал свое отражение — этюд в зеленых тонах — и со шлемом под мышкой почувствовал настроение Зеленого Рыцаря, отбывающего из Камелота после сцены обезглавливания. Дэниел был уже во дворе, когда вспомнил нужное место, остановился и развернулся, чтобы благословить дом, в котором жил и который любил почти всю свою взрослую жизнь:

Я многим известен —

Князь Зеленой Часовни,

И кто ищет да обрящет меня.

Так прийди иль будь назван

Слабодушным в заслугу,

Повернулся и яро дернул повод коня.

С головою в руке

Он гремел чрез порталы,

Искры сыпались из-под конских копыт,

И был лордам неведом

Край, из коего прибыл,

Или тот, куда путь его лежит.

Поклонившись дому, Зеленый Рыцарь продолжил свой путь. Он подошел к гаражу, где стоял Могучий Мотор и вдруг заметил нечто необычное. На его клумбе вырос «фольксваген». Энергия его роста сшибла несколько досок с забора. Кто посадил его? Сам он здесь ни при чем, в этом он был уверен. Глаза Зеленого Рыцаря сузились. Силы зла все еще в заговоре против него? Даже теперь, когда его путь к горизонту кажется таким чистым и открытым? Или кто-то неведомый продолжает вынимать стрелы случайности и целится в него невидимым глазом? Или просто повернулась во сне галактика, пустив рябь по космической плазме?

Добравшись до прозябающей в клумбе развалюхи, Зеленый Рыцарь внезапно понял причину ее появления. Он распахнул дверцу и схватил с заднего сиденья крокетный молоток Уинсом. Потом отскочил от машины и, взмахнув молотком над головой, описал им устрашающую дугу.

— Мортибус! — взревел он.

Женщине из соседнего дома пришлось оставить бельевую веревку и спасться бегством.

Толпа проявляла заметное нетерпение и напирала на ограждение, пресекающее путь на День открытых дверей в университете «Золотой Запад». Общее беспокойство было направлено на облако дыма, в котором скрывался от толпы страж ворот Грэм Норрис. В глубине облака Норрис настраивал оптический прицел своего «Калашникова ZG 442». Он откинулся на стуле и погладил патронташ, набитый бронебойными патронами, размером каждый с батарейку. Автомат и патроны стоили Норрису всех его сбережений, но сознание того, что он может сбить вертолет, сотворили чудеса с его самоуважением и уверенностью. Теперь он дерзил матери, когда ему вздумается, и храбрость его возросла до того, что однажды, и очень скоро, он отправится куда-нибудь подальше и вправду даст две-три очереди.

Норрис погасил сигарету и презрительно скривил губу на толпу, когда она стала просматриваться сквозь рассеивающийся дым. Тысячи две скопилось. Две тысячи, по десять в ряд, под беглым обстрелом — девять секунд. Если использовать поперечный обстрел, можно покончить с тысячей в две очереди, скажем, по три секунды каждая. Или начать с середины двухсекундной очередью, а потом… Варианты этих расчетов занимали Норриса минут пятнадцать, пока не настало наконец время впускать толпу. Одним движением, сознательно преувеличенным, Норрис щелкнул предохранителем, вскинул на плечо патронташ и вразвалку направился к шлагбауму. Столько оскорбительного высокомерия вложил секретарь по приему заявлений в ритуал поднятия шлагбаума, что только наличие автомата спасло его от актов насилия, когда толпа, торопясь занять лучшие места, хлынула внутрь.

Приближаясь со стороны библиотеки, передние ряды перешли на бег, человек сорок кинулось, оторвавшись от остальных, через аккуратный японский садик, не подозревая о его существовании даже по мере его уничтожения. Крики преподавателя востоковедения потонули в реве толпы, рванувшей по детищу всей его жизни вдогонку за ушедшими в отрыв.

Лидеры вывернули из-за инженерного корпуса и помчались на Центральную площадь, где немедленно были скошены звуковым извержением из динамиков Уэйна Маллета. Вперед вырвались самые выносливые, отталкивая потрясенных и оглушенных, формируя новый решительный авангард, но у Маллета имелись еще резервы. Он кивнул радиотехнику, и еще один тысячеваттный взрыв потряс толпу и принудил ее в болезненном смятении откатиться к южной окраине площади.

— Так-то оно лучше! — прокричал Маллет своей артиллерии. — Теперь мы овладели вниманием. Отлично! Телексы — пошли! Телефоны. Теперь телефоны. Свет! Камеры! Съемка!