Безмолвие полной Луны - [15]

— Отчего же! — возразил Лис. — Раньше в сортирах целые стихи писали.

— Так это ж в сортирах! — слишком эмоционально воскликнул Шмель. — Только там и раскручивались непризнанные писатели да поэты, на полную катушку, но не на стене парткома…

Уставший художник, забыв про свою банку из-под огурцов с торчащим веником сирени, в конце концов уснул рядом, на стульчике, сладко причмокивая во сне. Его товарищи вдоволь поглумились над ним, привязав к волосам на голове берцовую свиную кость, весьма солидных размеров. Выглядел новоявленный папуас, после салона красоты, очень впечатляюще.

— Ему бы ещё зубы напильником обточить до треугольной формы, — предложил тощий. — Как у акулы.

— И яблоки в уши вживить, — добавил толстый.

— Картина «Тыблоки на снегу» всем уже надоела, — вмешался толстый художник. — Необходимо, что-то новенькое.

— Тогда в дерьме, — предложил тощий. — В чёрно-коричневом, с корочкой…

— В этом случае подойдут яблоки сорта «Голден Делишес», — авторитетно заявил толстый. — «Слава Сапальта» тёмно-красные — не пойдут.

— Почему?

— Будут сливаться с грядкой.

— Рядом можно розу воткнуть — «Клайминг Айсберг», — предложил собеседник. — В этом случае, даже ваза не нужна — в корочку их… Будут торчать, как в застывшем цементе…

— Ты что? — возразил товарищ. — «Айсберг» плетистая роза — не воткнёшь, толком!

— Тогда «Ирен Дэнмарк»!

— И белоснежная «Вирджиния» будет неплохо контрастировать с…

Толстый посмотрел на картину, на которой цветочки неопределённого вида росли прямо на грядке и ткнув в неё пальцем, заявил:

— Мне это изображение, садово-огородную грядку, тоже — не напоминает…

Почивал уставший недолго, так как мимо проходили иностранцы. Их непонятная речь возымела, на спящего, магическое действо: они шли, а он проползал мимо, расставляя картины на новое место. Нет бы подползти поближе и присесть непосредственно перед работой, которая нуждается в корректировке своего положения на вертикальной плоскости — пьяному было необходимо тянуться к ней. От подобных противоречий его движения ещё больше указывали на нетрезвое состояние местного героя. Замутнённый взгляд, не обезображенный утонувшим интеллектом, скользил по картинам, некоторые из которых стояли на боку, а другие, так и вовсе вверх ногами.

— Сам-сам! — слышались ободряющие возгласы, отнюдь не на аглицком языке. — Ты сможешь…

— Да-да! — раздался голос из толпы. — Это из пособия для медсестёр, работающих в полевых условиях. Как увидит «такую» морду…

Поверженный на землю порывался встать и справить нужду, прямо на месте. Его пыл остудили, на что он резко возразил:

— Я писать хочу!

— Дойди до туалета! — не менее резко, не соглашались блюстители цензуры. — Может тебе сюда утку принести?!

— По-Пекински! — выкрикнул один остряк и водоворот событий по-новой закрутил участников торгов в своё шумное русло.

— Когда эта пьянь ползла мимо туристов, ладонь необходимо было держать в правильном положении, как подаяние просят, — сделал заявление долговязый. — Глядишь, иностранцы и подали бы, чего-нибудь.

— Так он же в другую сторону, от них, тянулся! — возразил толстый. — Да и вообще, что они после этого о нас подумали и о нём, в частности?

— Что иностранные туристы подумали о нас, меня нисколько не волнует, — равнодушно ответил долговязый. — А вот о ползающем индивиде подумали бы то, что он окосел, от пьянства — вот и тянется не туда…

Рядом с выставкой-продажей самодеятельных художников, две девчушки кормили пиццей небольшую собачонку. Изобретение итальянцев вероятно было просроченным, так как девочки не ограничились парочкой кусочков, а планомерно скармливали животному всё кулинарное изделие. Толстый художник подошёл и тяжело вздохнув, сказал собачонке:

— Ну, чего вылупилась — подвинься, я рядом лягу!

Через некоторое время, когда кормильцы, с чувством выполненного долга, удалились, он опять подошёл к собаке и грозно сказал:

— Жульен — подвинься!

— Зачем ты её дёргаешь? — спросил его тощий коллега.

— Сейчас ещё пиццу принесут…

Жук с Кротом набрели на «цветочный ряд» художественных картин, выполненный в примитивной форме. Все цветы на картинах маляр намалевал просто, не заботясь о полутонах и на пастельно — уродливом фоне.

— Это что за обои? — презрительно скривился Крот. — Цветочная клумба, какая-то, на стене сортира.

— Чего тебе не нравится? — усмехнулся Жук. — Наклеил обои — даже править не надо. И так сойдёт! Главное, чтобы народу нравилось. Зачем ему в тонкостях колористики зрением ковыряться? А тут — всё просто и доходчиво…

— Да, — согласился Крот. — Такими картинами дырку на обоях хорошо закрывать. Почти незаметно будет. Остаётся только спросить: «Вам картины на подрамниках поставить или в рамах?»

— Чего уж там! — махнул рукой Жук. — Стоило ожидать ответ: «Несите прямо на бумаге, чтобы не закрывать дыру, а заклеить её!»

Он усмехнулся и добавил:

— Потом будут шарить по стене, в поисках шедевра и спрашивать друг друга: «А где картина-то?!» И сами себе отвечать: «Где-то среди обоев затерялась!»

Тощий художник, подслушавший их разговор, только засмеялся и рассказал:

— Это что! Тут приходили с куском обоев и искали картину, которая подошла бы под цвет образца. И нашли, таки… До смешного: обои такого цвета, что по определению не могут подойти к «зелёнке», то есть к пейзажу, но, у нас есть один чел, который умудряется продавать всё дерьмо подряд — у него всё подошло!