Бездна Челленджера - [70]
Дублон — фестон. Фестон — финал. Финал — фестиваль. А фестиваль — …
155. Вестибюль
Вестибюль заброшенного здания.
Мы на каникулах в Нью-Йорке. Мне десять. Дорожное движение перекрыли из-за какого-то уличного фестиваля, так что мы снова поехали на метро. И снова вылезли наружу где-то не там. В каком-то плохом месте. Там, куда лучше было бы, наверно, вовсе не попадать.
Мы остановились в Квинсе. А здесь не Квинс. Быть может, Бронкс. По крайней мере, так думает мама. Я не говорю этого вслух, но самому мне кажется, что мы угодили в район, которого нет ни на одной карте. Я нервничаю, а еще у меня побаливает живот. Только что мы были на Таймс-сквер, зашли в огромный магазин «Херши» и явно переборщили со съедобными сувенирами. Всю злополучную поездку в метро мы с Маккензи набивали животы.
Мама с папой ругаются. Папа настаивает, что метро — лучший способ доехать куда угодно. Мама требует вызвать такси.
Я оглядываюсь. Мы стоим в уголке рядом с бакалейной лавкой, окна которой закрыты изрисованными граффити листами железа. На тротуаре стоят переполненные картонные коробки с выброшенными овощами, которые могут не вывозить еще много дней. Капуста, картошка, морковь и брокколи — запах их гниения не по вкусу моему нахершированному животу.
Вдруг я замечаю человека, сидящего под аркой на входе в старый дом по соседству. Вестибюль, вот как это называется. Папа научил меня этому слову, когда мы проезжали Центральный вокзал. «В таком огромном здании, — сказал он, — входу нужно свое имя». Я повторял его снова и снова: мне нравилось перекатывать его на языке.
Этот вестибюль — арка — ведет в темное здание, которое явно давно забросили. На мужчине какие-то лохмотья, грязные настолько, что уже не определить, какого они некогда были цвета. Его окладистая борода перепутана. Мужчина сидит на самом солнцепеке, хотя день знойный. Ему бы подвинуться еще на фут — и он окажется в тени, но, похоже, он избегает тени, как будто она ядовита. И все-таки он пытается укрыться от солнца.
У него на голове коробка от хлопьев «Капитан Хруст».
Заметив это, Маккензи хохочет:
— Как думаешь, она полная или он сначала все съел?
Но я не вижу здесь ничего смешного. Не знаю, что я тут вижу, но только не что-то забавное.
Я гляжу на родителей: папа сдался и пытается поймать такси, а мама убеждает его, что надо делать это агрессивнее.
Я боюсь мужчины с коробкой от хлопьев на голове, но все же что-то в нем приковывает взгляд настолько, что хочется рассмотреть поближе.
Когда я оказываюсь в нескольких футах, он меня замечает. Один его глаз прищурен на солнце — но потом я понимаю, что он вовсе не щурится. Его глаз подбит и заплыл. Интересно, что случилось. Может быть, кому-то не понравилось, что бродяга разбил лагерь в вестибюле. Он смотрит на меня единственным зрячим глазом и явно боится меня не меньше, чем я его. Его глаз яркий и зоркий. Кажется, он всматривается пристальнее, чем нормальный человеческий глаз. Я слышал, это значит, что он «того». Или хуже, чем «того». Но я тут же замечаю, что цвет глаз бездомного очень похож на мой.
— Так это правда? — произносит он.
— Что правда? — переспрашиваю я слабым и дрожащим голосом.
— Про птиц. У них не бьется сердце. У крыс тоже. Сам знаешь, да?
Я не отвечаю. Он протягивает руку:
— Мелочи не найдется?
Я запускаю руку в карман. Там лежат только уже немножко подтаявшие шоколадные монетки из «Херши». Я высыпаю их все в протянутую ладонь.
Мужчина разглядывает их и хохочет.
Тут мама едва не вырывает мою руку из плеча:
— Кейден! Что ты делаешь!
Я не знаю, что ответить.
— Оставьте парня в покое! — произносит капитан. — Он хороший мальчик — да, сынок?
Мама закрывает меня собой и с беспокойством разглядывает бездомного в коробке от хлопьев. Потом она — та самая женщина, которая всегда утверждает, что попрошайки спускают все на выпивку, и непрестанно повторяет, что подавать — значит позволять им продолжать в том же духе, та самая женщина, которая жертвует на благотворительность только с помощью кредитки, — открывает кошелек и достает доллар. Было в это бездомном что-то такое, что заставило ее полезть за деньгами, привлекло ее внимание, как привлекло мое.
Папа, которому наконец удалось поймать такси, зовет нас с обочины, немного сбитый с толку нашим внезапным интересом к бездомному.
— Это вы правильно сделали, что взяли такси, — говорит нам «капитан», глядя своим здоровым глазом прямо на меня. — Сейчас в подземке тяжко. Этот путь длится целую вечность.
156. Чудес не бывает
Вестибюль, фестиваль, финал, фестон, дублон.
Я так сжимаю дублон, что он начинает таять.
— Ответ был у тебя в кармане, — замечает птица. — Забавно вышло.
Попугай смотрит куда-то за мою спину, и я оборачиваюсь. Сухое пространство вокруг нас быстро сужается. Горы поддельных сокровищ уносят ревущие волны. Водоворот затягивается.
Попугай присвистывает:
— Ну дела, ну дела. Озарения всегда неприятны, и, как правило, приходят слишком поздно. — Он не столько доволен собой, сколько просто от всего отрешился.
— Стой! Ты должен мне помочь!
Он разводит крыльями:
— Помогал. Помогаю. И помогу. Но чудес не бывает. Только скорость. Надеюсь, она будет направлена вверх.
Мир без голода и болезней, мир, в котором не существует ни войн, ни нищеты. Даже смерть отступила от человечества, а люди получили возможность омоложения, и быстрого восстановления от ужасных травм, в прежние века не совместимых с жизнью. Лишь особая каста – жнецы – имеют право отнимать жизни, чтобы держать под контролем численность населения.Подростки Ситра и Роуэн избраны в качестве подмастерьев жнеца, хотя вовсе не желают этим заниматься. За один лишь год им предстоит овладеть «искусством» изъятия жизни.
Калифорния охвачена засухой. Теперь каждый гражданин обязан строго соблюдать определенные правила: отказаться от поливки газона, от наполнения бассейна, ограничить время принятия душа. День за днем, снова и снова. До тех пор, в кранах не останется ни капли влаги. И тихая улочка в пригороде, где Алисса живет со своими родителями и младшим братом, превращается в зону отчаяния. Соседи, прежде едва кивавшие друг другу, вынуждены как-то договариваться перед лицом общей беды. Родители Алиссы, отправившиеся на поиски воды, не вернулись домой, и девушка-подросток вынуждена взять ответственность за свою жизнь и жизнь малолетнего брата в свои руки. Либо они найдут воду, либо погибнут. И помощи ждать неоткуда…
В мире идет великий Праздник. Празднуют боги — «вещества». Хиро, Коко, Мэри-Джейн и прочие. Они спускаются вниз, на землю, чтобы соблазнять людей. Но они не могут спуститься по собственной инициативе — люди должны их призвать. И люди призывают. А потом не могут вырваться из удушливых объятий «богов». На удочку Рокси (оксиконтина, сильнейшего анальгетика, вызывающего страшную зависимость) попался хороший мальчик Айзек. Его сестра Айви, страдающая от синдрома дефицита внимания, сидит на аддералле. Как брат с сестрой борются с «богами», кто выигрывает, а кто проигрывает в этой битве, как «боги», которые на самом деле демоны, очаровывают человечество и ведут его к гибели — вот о чем эта книга. Нил Шустерман и его сын Джаррод подняли тему опиоидов в США.
Заготовительный лагерь «Веселый дровосек» уничтожен, однако родители продолжают отправлять своих детей на «разборку», как только те перестают соответствовать их ожиданиям. Счастливчики, кому удалось спастись, укрываются в убежище.Сторонники «разборки» создают нового «человека», соединив в нем лучшее, что взяли от погибших подростков. Продукт «сборки» – обладает ли он душой? И как его судьба оказалась связанной с жизнью Коннора и Рисы?
Ник и Элли погибают в автомобильной катастрофе. После смерти они попадают в Страну затерянных душ — своего рода чистилище, находящееся между раем и адом. Ник доволен создавшимся положением, а Элли готова отдать буквально все, вплоть до собственного тела, лишь бы выбраться из странного места, в которое они попали.
Родители шестнадцатилетнего Коннора решили отказаться от него, потому что его непростой характер доставлял им слишком много неприятностей. У пятнадцатилетней Рисы родителей нет, она живет в интернате, и чиновники пришли к выводу, что на дальнейшее содержание Рисы у них просто нет средств. Тринадцатилетний Лев всегда знал, что однажды покинет свою семью и, как предполагает его религия, пожертвует собой ради других. Теперь, согласно законам их общества, Коннор, Риса и Лев должны отправиться в заготовительный лагерь и быть разобранными на донорские органы.
Есть много в России тайных мест, наполненных чудодейственными свойствами. Но что случится, если одно из таких мест исчезнет навсегда? История о падении метеорита, тайных озерах и жизни в деревне двух друзей — Сашки и Ильи. О первом подростковом опыте переживания смерти близкого человека.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.