Безбилетный пассажир - [6]

— Могу я попросить вас поговорить с ним? Я не понимаю его английский, а он — мой.

Таким образом Филипп Оуэн с первого же дня появления на борту «Арамиса» начал играть на корабле полуофициальную роль.

Когда он, в свою очередь, вышел из каюты, то заметил иронический взгляд Альфреда Мужена, курившего на палубе. Оуэн поднялся прямо на верхнюю палубу, где открылась одна из дверей.

— Войдите! — позвал капитан, приглашая его в свою небольшую каюту.

Убранство ее оказалось весьма затейливым: на стенах акварели, написанные самим капитаном в свободное время. Поскольку перед ним открывались лишь морские пейзажи, он методично перерисовывал почтовые открытки: цветы, цыганок, снежные равнины, закат солнца в горах.

— Сигару?

— Спасибо… Я полагаю, что самое разумное — отнести ему бутылку виски, как он требует… Он все объяснил мне спокойным тоном, когда увидел, что я его понимаю… Он — влиятельный промышленник из Нового Орлеана… Такое с ним случается примерно раз в год…

Оуэн говорил с легкой, доброжелательной улыбкой, составлявшей главное его очарование. Жестикулировал он сдержанно, но нарочито красиво — руки у него были очень белые, слегка пухлые, изысканной формы.

— Вы, наверное, ходили в Малайзию, капитан? Тогда вы знаете, что аборигены называют «амок». Спокойный, невозмутимый доселе человек вдруг входит в транс, хватает кинжал, выскакивает из дома, мчится куда-то, устремив глаза в одну точку, с пеной на губах и убивает всех и вся, кто попадается ему на пути… Так вот, Уилтон С. Уиггинс тоже подвержен своего рода «амоку», только менее опасному. Я знал таких, как он, и все они были американцами.

Он небрежно поигрывал сигарой, от которой поднималась тонкая голубоватая струйка дыма. В то же время он внимательно изучал капитана и уже составил о нем свое мнение. Наверняка славный малый, мечтающий управлять не таким неприметным пароходиком, как «Арамис», а шикарным океанским лайнером. Капитан, видимо, был из тех, кто внимательно контролирует свои движения и поступки, изредка смотрится в зеркало, чтобы удостовериться, что соответствует тому образу, который сам для себя создал. Должно быть, он восхищается непринужденностью Оуэна и, наверное, оставшись один, тотчас же попытается скопировать его манеры.

— Французы это называют «выпустить пар»… Обычно человек уезжает из дома, начинает пить, садится на любое судно и пьет там десять, двадцать дней — с утра до вечера и с вечера до утра. Потом внезапно приходит в себя, испытывает острое желание вернуться домой, к семье с ее налаженным бытом. Доставьте ему то, что он требует, и я удивлюсь, если он вообще выйдет из каюты.

В итоге капитан вызвал стюарда и велел ему отнести пассажиру заказанную бутылку виски.

Затем мужчины еще немного поговорили. Капитан Магр, смущаясь, продемонстрировал свои акварели, а также фотографию дочери, учившейся пению в Бордо.

— Вы впервые будете на Таити, майор Оуэн? Долго собираетесь там пробыть? Желаю вам не разочароваться… Обычно ожидают чего-то совсем другого… Как раз природа там уникальная и климат превосходный. А вот люди, их жизнь, взаимоотношения… В общем, увидите!

Он добавил, слегка уничижительно в адрес пассажиров:

— Уже здесь, на борту, можно представить себе, что там вас ждет.

Это означало:

«Мы поняли друг друга, не так ли? Мы с вами принадлежим к иному кругу. Эти мелкие чиновники, коммерсанты, разумеется, люди неплохие, но им недостает настоящего воспитания».

Они поговорили о тех местах, где оба бывали. Вернее, говорил капитан — о Генуе, Неаполе, Порт-Саиде, Коломбо, Сайгоне…

— Когда захочется, поднимайтесь ко мне, запросто, без церемоний. Если вы любите коньяк, у меня еще есть в запасе две-три бутылки прямо из подвалов… Ведь моя жена родом из Шаранты, этот департамент славится коньяками…

За обедом майор оказался за столиком капитана вместе с инспектором по колониям, мсье Фрером. И весь обед он чувствовал на себе тяжелый ироничный взгляд Альфреда Мужена. Тот обедал в обществе второго помощника, а свободное место, вероятно, отводилось американцу, который так до сих пор и не вышел из своей каюты.

Когда в четыре часа Оуэн заглянул в кают-компанию, супруги Жюстен и Лусто играли в бридж. Он машинально наблюдал за партией, и мадам Лусто вежливо ему предложила:

— Не хотите ли сесть вместо меня, майор? Мне будет только приятно. Я так плохо играю! Мой муж все время делает мне страшные глаза… Я бы лучше посидела в кресле и повязала.

И так как он, поблагодарив, отказался, она спросила:

— Вы не играете в бридж?

Он поколебался и ответил с той же полуулыбкой в уголках губ:

— Нет, совсем немного… Вы очень любезны…

Почему Альфреду Мужену, тоже наблюдавшему за партией, вдруг захотелось беззвучно рассмеяться?

Жизнь шла своим чередом. Кто-то из пассажиров часов в пять решил поплескаться в бассейне на корме, откуда раздавались веселые крики. Потом пришло время аперитива. Мужчины переоделись в пиджаки, повязали галстуки, так как смокингов здесь не носили.

После обеда у себя в каюте Оуэн написал короткое письмо.

Не бойтесь, я только хочу помочь вам. Если вам что-нибудь нужно, этой ночью я подойду к шлюпке. Вам останется лишь приподнять чехол, когда я кашляну. Вы сможете поговорить со мной или передать записку. Осторожно, дверь в рубку радиста всегда открыта.