Без жалости - [20]

Потом он закрыл лицо руками и разразился самыми настоящими рыданиями. Мы с Эми обменялись недоуменными взглядами. Его скорбь казалась нам какой-то излишне театральной. Наконец он достал носовой платок и высморкался.

— Извините, — снова сказал он. — По-моему, я все делаю не так. Думаю, Эдварду мои рыдания вряд ли пришлись бы по вкусу.

— Может, хотите чаю? — спросила Эми.

Винсент посмотрел на нее и вздохнул.

— Не откажусь.

Эми направилась к кухонному шкафу, достала три кружки, положила в каждую по пакетику с чаем, включила под чайником газ.

После этого она уселась рядом с Винсентом. Я знала, что все происходящее ужасно интересовало ее. Пока Эми занималась чаем, я, сложив руки на груди, стояла у стойки, напряженная, как стальная пружина.

— А чем Эдвард занимался в Манхэттене? — Поначалу выговаривать имя отца мне было довольно трудно.

— Как чем? Он был архитектором. Разве вы об этом не знаете? Когда вы познакомитесь с его работами, вы, ручаюсь, будете им гордиться. Он был одним из лучших в мире дизайнеров по конструированию частных домов, Люди, у которых не было времени заниматься строительством собственного жилища, целиком полагались на его вкус.

— А сами вы чем занимаетесь? — спросила Эми.

Винсент покривил рот.

— Я был помощником вашего отца. — Его взгляд принялся блуждать по стенам кухни, и я на мгновение увидела ее глазами гостя: закопченные балки под потолком, обшарпанный стол, жирное пятно сажи рядом с печью. Кухню требовалось как следует отмыть, а стены не мешало бы покрасить.

Когда Винсент заговорил снова, его голос прозвучал тихо, как шепот:

— У нас с Эдвардом была небольшая фирма в Нью-Йорке. Сказать по правде, в День благодарения мы должны были обедать с одним из наших клиентов. — Тут Винсент тихонько рассмеялся. — Но Эдвард решил провести этот День благодарения с вами. Он сказал, что другой возможности навестить вас ему уже не представится.

Закипел чайник. Я налила в кружки кипяток, поставила их на стол и присела рядом с Эми. Мне хотелось выяснить, не лжет ли Винсент, а если лжет — то в чем именно. Это позволило бы мне вернуться к прежней, такой удобной для меня теории — что я наткнулась в лесу на труп совершенно незнакомого человека.

— Почему он не подавал нам весточек, не сообщил, что жив? — спросила я.

Винсент кашлянул, деликатно прикрывшись рукой. Потом искоса посмотрел на меня. Взгляд у него был прежний — холодный, испытующий.

— Ваш брат знал, что он жив, — произнес он.

— Этого не может быть, — сказала я. Когда Райан смотрел на труп, в его глазах не промелькнуло и тени узнавания. Я хорошо помнила, как он отступил от трупа на несколько шагов и покачал головой.

— Они встречались с Эдвардом по крайней мере два раза в год. Он, надо сказать, получил от него изрядную сумму денег. — Во взгляде Винсента промелькнуло осуждение.

— Я вам не верю.

— Спросите его сами.

— Обязательно.

— Эдвард не мог не видеться с сыном. Когда он уезжал, мальчику было уже девять лет. Вы-то были еще крошкой, и Эдвард решил, что вам же будет лучше, если вы ничего не будете о нем знать. — Винсент намеренно говорил об этом небрежно, с легкостью — знал, что это причинит мне душевную боль.

Эми посмотрела на меня с сочувствием — как примерно смотрят на человека, которому наступили на ногу.

— Но как ему могло такое прийти в голову? — спросила я. Я слушала Винсента, впитывая каждое слово, и знала, что буду прокручивать этот разговор снова и снова.

Винсент пожал плечами.

— Он был сражен смертью своей жены — вашей матери и, как я полагаю, чувствовал себя ответственным за ее смерть.

— Но с какой стати ему было испытывать чувство вины за смерть матери? Она ведь погибла в автокатастрофе… — Тут я замолчала, поскольку вспомнила, что историю о том, как отец с матерью разбились вдвоем в машине, мне рассказала бабушка. Похоже, ее рассказ тоже нуждался в проверке.

Винсент сложил пальцы на руках вместе и снова тихо заговорил:

— Ваша мать покончила с собой. Приняла большую дозу снотворного… Через неделю после того, как мы уехали.

Внутри у меня все окаменело: только так я могла защитить свою душу и сердце от сыпавшихся на меня все новых и новых ударов.

— Моя мать себя не убивала, — твердо сказала я.

Очевидно, Винсент лжет и обращать внимание на его слова не следует.

— Я сказал вам правду, — произнес он.

— Она погибла в автокатастрофе, — продолжала я настаивать на своем.

— Никакой автокатастрофы не было. Имело место самоубийство, но родственники, как известно, не любят распространяться о семейных скандалах и драмах… Вы уж мне поверьте, я знаю.

Винсенту удалось пробить возведенную мной стену, которой я пыталась от него отгородиться. Сама того не желая, я ему поверила. То, что он говорил, было страшно и ужасно, но, как ни крути, логика в его рассказе была. Я сразу же вспомнила, что бабушка не любила заводить речь о моих родителях, а если что и говорила, то отец и мать представали в ее рассказах не существами из плоти и крови, а какими-то нереальными, вымышленными, почти сказочными персонажами. Разумеется, положительными — как же иначе? Мне было неприятно думать о паутине лжи, которую бабка за эти годы сплела вокруг меня. Если присовокупить к этому тот факт, что Райан знал о побеге отца и самоубийстве матери, то ложь, которой меня окружили, неизмеримо возрастала.