Без жалости - [18]

— Отведи Каледонию в стойло и как следует вычисти, — сказала я.

— А что, Ноа с этим не справится?

— Справится, конечно, но у него и без того полно работы. Так что отправляйся на конюшню.

Эми цокнула языком, подхватила Каледонию под уздцы и повела к конюшне. Снег продолжал падать. За несколько часов окружавший меня ландшафт совершенно переменился. Мокрый снег превратил землю в жидкую грязь, а это означало, что полиция в ближайшее время вряд ли к нам нагрянет — побоится застрять на подступах к дому.

За конюшней, в крытом загончике, стояли повозка для сена, фургон, бензонасос и трактор. Здесь же хранилось и сено, брикеты которого образовывали довольно прочную стену, которая хорошо защищала технику от ветра и непогоды.

Неожиданно послышался звук подъезжавшего автомобиля. Значит, кто-то все-таки рискнул приехать на ферму, не побоялся обещанного бурана. Я отвела с лица мокрые от снега волосы и посмотрела в сторону подъездной дорожки в полной уверенности, что к нам заявился Фарнсуорт с ордером на обыск. Мне очень хотелось, чтобы его автомобиль при въезде застрял в грязи.

Благополучно преодолев подъездной путь, перед крыльцом дома притормозил черный «сааб», из которого вышел человек в черной шляпе и пальто. Когда он подошел поближе, я заметила, что у него очень темные, почти черные, глаза с длинными ресницами, которые делали его похожим на итальянца. У него были также аккуратные небольшие усики и темные вьющиеся волосы. Выражение лица озабоченное.

— Извините, что пришлось вас побеспокоить, — произнес он, снимая шляпу. — Меня зовут Винсент Де Лука. — Тут он протянул мне руку, которую пришлось пожать. Рука у него оказалась сильная, а на ногтях я заметила маникюр.

— Чем могу помочь? — спросила я.

— Эдвард пропал. Вот уже три дня, как о нем нет никаких известий, и я, понятное дело, волнуюсь. — Тут он сделал маленькую паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Его озабоченность была даже сильнее, чем мне показалось вначале. Вдохнув, он продолжил свою маленькую взволнованную речь: — Погода стала ухудшаться, и я забеспокоился еще больше. Вот я и подумал: вдруг вы мне скажете, куда он подевался?

«Может, его Райан знает?» — подумала я, оглядывая этого холеного, хорошо одетого человека. Мне почему-то пришло на ум, что он «голубой». О ком это он говорил и за какого Эдварда так беспокоился? Об этом я не имела ни малейшего представления.

— Что ж нам под снегом-то стоять? — сказала я. — Давайте войдем в дом, там и поговорим.

— Господи, — сказал незнакомец, не сдвинувшись с места, — я только сию минуту осознал, что вы, должно быть, и есть Бретт!

— Да, — сказала я.

— Не могу поверить, что это вы. Я знал вас еще ребенком. Кстати, Райан дома?

— Нет его. Он отправился по вызову.

Винсент устремил на меня проницательный взгляд.

— Вы Эдварда видели? Он очень болен и хотел посетить эти места, прежде чем болезнь окончательно его доконает.

— Боюсь, я не знаю, кто такой Эдвард, — сказала я и вежливо улыбнулась.

— Уверен, он вам сказал, кто он, — произнес Винсент. — Ведь Эдвард — ваш отец.

Улыбка застыла у меня на губах. Что бы ни говорил этот человек, мне не хотелось впускать в свое сознание его слова.

— Боюсь, здесь какая-то ошибка. Быть может, вы просто заехали не на ту ферму?

Гость сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек оттуда фотографию и протянул мне.

Лицо человека, который улыбался мне со снимка, и впрямь было мне знакомо — но не потому, что он был моим отцом. Я почувствовала, что мои ноги сделались ватными.

— Я думаю, нам следует все-таки войти в дом и присесть, — едва слышно пробормотала я.

Между тем Винсент Де Лука продолжал говорить, все повышая голос, в котором можно было уже различить панические нотки.

— Очень жаль, что я ворвался к вам вот так, без приглашения, и, возможно, нарушил своим появлением ваши планы. Но вы и меня поймите — я так волнуюсь за Эдварда. Он обещал позвонить, когда доберется до этих мест, но так ни разу не позвонил. А с тех пор, между прочим, прошло три дня. Эдвард не такой человек, чтобы обещать что-то и не выполнить.

Я, стараясь не вслушиваться в то, что он говорил, проводила его на кухню. Собаки, как обычно, пережидали непогоду, собравшись в кружок вокруг печи. Чтобы пройти к газовой плите и поставить чайник, мне пришлось переступать через них. Мыслей у меня не было никаких; можно сказать, что мой мозг неожиданно онемел — как немеет рука или нога, когда долгое время сидишь в неудобном положении. У меня было только одно желание: чтобы этот человек поскорее уехал.

Винсент остановился в дверях и опасливо посмотрел на собак.

— Не бойтесь, — пролепетала я. — Они не укусят.

Гость осторожно протиснулся в кухню, снял пальто, аккуратно положил его на стул и только после этого уселся сам.

Наливая чайник, я каким-то чужим, мертвенным голосом произнесла:

— Видите ли, мистер Де Лука, здесь имел место несчастный случай.

— Прошу, называйте меня Винсент, — сказал он.

Я повернулась к нему.

— Боюсь, что Эдвард, за которого вы так беспокоитесь, мертв.

Винсент сидел молча, а выражение лица его напомнило мне пятилетнюю Эми, когда она свалилась с пони. Она была тогда в ужасе, не понимала, что с ней произошло, и все старалась и никак не могла сделать вдох. Вопль, который вырвался потом из ее уст, мгновенно разрядил ситуацию…