Без жалости - [21]

Впрочем, все было верно только в одном случае: если этот самый Винсент — не помешанный и говорит правду.

Винсент, однако, на помешанного похож не был. Когда я работала в госпитале, мне приходилось диагностировать психические заболевания, но у Винсента, на мой взгляд, никаких признаков отклонения от нормы не наблюдалось.

У меня задрожали ноги, и я, чтобы избавиться от дрожи, скрестила их в щиколотках. Поверить в рассказанную Винсентом историю мне пока было не по силам, и я, чтобы немного успокоиться, переключила внимание на конкретные предметы: на ложечку, которая лежала рядом с моей чашкой, на трещину, которая, извиваясь, шла по столу в конец столешницы.

— Ваша бабушка все еще жива? — спросил между тем Винсент.

— Да, — сказала Эми. — Она у себя в комнате, наверху.

Винсент удивленно выгнул бровь, но ничего не сказал и принялся за предложенный ему чай. Мы с Эми тоже взялись за свой. Ноги затекли, и я ощутила во всем теле неприятное покалывание. Никаких других эмоций или чувств я в этот момент не испытывала и вся словно одеревенела.

— Вы когда-нибудь задавали себе вопрос, почему у вас не отцовская фамилия? — спросил, нарушая затянувшееся молчание, Винсент. — Думали ли вы, почему она заставила вас взять свою фамилию?

Я так крепко вцепилась в свою чашку, что испугалась, что она вот-вот треснет. Тем не менее, выждав минуту, я заговорила:

— Бабушка в соответствии с законом оформила над нами опеку, когда мне было два года. Мне всегда казалось естественным, что мы носим ее фамилию.

Винсент снова удивленно выгнул бровь, но опять ничего не сказал и продолжал прихлебывать чай.

Лицо мертвого человека, которого я нашла, снова возникло передо мной — с тех пор как я наткнулась на труп, оно появлялось перед моим мысленным взором постоянно. Особенно меня поражали глаза мертвеца — голубые, остекленевшие, похожие на прозрачные камушки. Его каштановые, с сединой, поредевшие волосы чем-то напоминали мне волосы брата — похоже, волосы Райана через двадцать — тридцать лет будут выглядеть точно так же. А еще у меня в памяти отпечатался рот мертвеца, приоткрывшийся в предсмертном вопле. «Мертвец» — так я называла про себя лежавшего на тропинке человека и никак не могла отвыкнуть от этой привычки. А пора бы. Как выяснилось, его звали Эдвард и он был моим отцом.

— Вы можете рассказать мне о том, как умер Эдвард? — спросил Винсент.

— Ну… прежде всего никто не знал, кто это такой. Документов при нем не нашли, — сказала я. Мои слова падали тяжело, словно камни.

— Неужели Райан его не узнал?

— Нет.

— А должен был, — произнес Винсент.

— Вы его сами об этом спросите, ладно? — сказала я. Я тоже готовилась учинить брату по этому поводу небольшой допрос — из-за лжи, которую он вокруг меня нагородил. Что и говорить, я была зла на брата, чертовски зла.

— Когда вы обнаружили его тело? — продолжал Винсент.

Первой откликнулась Эми:

— Сегодня утром. Мама нашла его на тропинке, которая ведет к Депатрон-Холлоу, — неподалеку от водопада, примерно в миле отсюда.

— У полиции уже есть подозреваемые?

— А как же, — сказала Эми. — Мы эти самые подозреваемые и есть. Все до одного.

— Я полагаю, у каждого из вас есть алиби? — задумчиво произнес Винсент.

Во мне начал закипать гнев, и я приветствовала его приход. Я со стуком поставила чашку на стол, едва не расплескав чай.

— Наверняка есть, — продолжал гнуть свое Винсент.

— А у вас? — резко спросила я. — Кто является наследником Эдварда после его смерти — уж не вы ли? Кому теперь принадлежит его бизнес?

Глаза Винсента холодно блеснули, и я подумала, что у меня одним врагом может стать больше.

— Полагаю, копия завещания находилась у Эдварда, — произнес он.

У меня по спине пробежала холодная дрожь — предчувствие опасности.

— Как я уже сказала, при нем не было никаких документов, и потом — с какой стати ему носить при себе копию своего завещания?

— Думаю, Райан мог бы ответить на этот вопрос, — сказал Винсент.

Я отодвинула стул, взяла кружку с недопитым чаем и направилась к мойке.

— Райана не будет дома еще несколько часов.

Мне неприятно было ощущать присутствие этого человека у себя за спиной. Грудь мою теснили не пролившиеся еще слезы, и мне не хотелось, чтобы он их увидел.

Неожиданно на кухню вошла бабушка — в том же траурном облачении, которое она надела, когда мы ждали полицию. При виде сидевшего за столом Винсента она поправила воротник блузки.

— Кто это? — спросила она, заранее растягивая губы в вежливой улыбке. Эми с недоумением посмотрела на нее.

— Меня зовут Винсент Де Лука, — сказал гость вставая.

— Винсент Де Лука, — повторила бабушка, на лице которой не проступило даже тени узнавания.

— Я здесь работал. Тридцать лет назад, — сказал он.

— О Господи, — медленно, чуть ли не по слогам произнесла она.

— Винсент знает того человека, которого я обнаружила на лесной тропе, — сказала я хриплым от волнения голосом. — Он утверждает, что это мой отец.

Бабушка тяжело опустилась на стул.

— Нет, — выдохнула она.

Эми смотрела то на меня, то на бабушку. Ее глаза блестели от возбуждения. У меня сложилось впечатление, что ей хочется посмотреть на то, как мы с бабкой будем ссориться и сводить счеты. Прежде мы выступали против нее единым фронтом, и она, должно быть, надеялась, что, если этот фронт развалится, она, воспользовавшись расколом в наших рядах, получит возможность поступать, как ей вздумается.