Без музыки - [20]

Шрифт
Интервал

Мои бесхитростные рассуждения лежали на поверхности. Но где-то в глубине души жил другой человек, с другими мыслями. «Ошибки не произошло, — говорил человек. — И ты обязан доказать это. Не надо торопиться. Главное, пиши. Все может случиться. Тебе нельзя приходить с пустыми руками. Ты им покажешь настоящую прозу. У тебя нет другого выхода. Иначе они вычеркнут твое имя из списка живущих. Защищайся! Возможно ты пишешь не лучше других, но и не хуже. Защищайся!!»

С каким-то жутковатым содроганием я внимал этим призывам. Я хотел их отвергнуть? Пожалуй, нет. Они были предпочтительнее, и я подчинился.

Однажды собрал написанное воедино, долго и старательно сортировал по папкам. Все никак не мог поверить, что решусь на этот шаг, и все-таки решился. Отнес рассказы в редакцию.

Принимали всюду, принимали охотно. Дальше шло ожидание. С ответом тянули. «Мало ли причин: главный болен, стоит ли беспокоиться?» Соглашался — беспокоиться не стоит, ждал. Потом главный выздоравливал и уезжал отдыхать. «Отпуск, сами понимаете. Потерпите». Понимал. Терпел. Потом… потом извинялись, дескать, задержали, дескать, запамятовали. Листали рукопись, виновато улыбались, предлагали принести еще что-нибудь. О достоинствах и недостатках говорили редко, чаще не говорили вообще: «Профиль, знаете ли, н-да. Если давать, то цикл, а так, один рассказ… Сами понимаете».

И я понимал, точнее, старался понять.

Журналов было не так много, я вскоре побывал во всех.

Очередной журнал — очередная неудача.

Домой возвращался разбитый, уже в который раз перечитывал рукописи, строил предположения, удивительно нелепые. Готов был принять любой довод, кроме одного, — рассказы плохие.

Да, я ждал одобрения, я готовил себя к нему, жил иллюзиями. Мои надежды не казались мне сверхдерзкими. Я уступил, пошел на мировую. Мне не нужно восторгов. Только бы заметили — существую.

Журналы громоздились неустойчивой пирамидой на столе. Неприязнь, раздражение, подспудно где-то копившиеся, теперь были безудержны в своем излиянии: «Бездари, графоманы, выскочки!» Имена молодых сыпались в один ворох с именами маститых. Я не думал, не хотел думать, насколько справедлив в своем ожесточении. В чем-то я был прав: Толстых и Гоголей действительно не печатали.

Возбуждение проходило, я собирал раскиданные книги, мрачно оглядывал себя в зеркало, вынимал лист чистой бумаги, и все начиналось сначала.

Люди по-прежнему встречались со мной, я ухитрялся видеть их по-своему: плохо различал. Нужны были силы, свободные клетки мозга, которые были бы в состоянии переварить новую встречу, принять или отвергнуть новое лицо. Силы уходили на бесконечные сопоставления «за» и «против». А вдруг сегодня, что тогда? А если редактор, то как? А если… Потом появилось тупое безразличие. Уставало все, что могло устать: мозг, воля, нервы.

Голова раскалывалась от нестерпимой боли. Я стал замечать за собой склонность к истерике. Мне всюду мерещился Ларин. Я мог закричать: «Почему ты молчишь?» Голос затухал в полумраке комнаты глухим эхом. Я говорил безостановочно, словно желал кого-то уверить в своей правоте. Ты думаешь, мне нечего сказать? Ошибаешься. Слишком много сплелось в один узел. Твой успех, мои мечты об успехе. Благополучие, рожденное успехом; уважение других, рожденное благополучием.

Написать письмо, но куда? Я не знаю твоего адреса. И потом, о чем писать? Восстанавливать в памяти день за днем, как я обрастал подлостью? Уволь… Стать подлецом легче, чем рассказывать об этом.

Прозрение вершилось мучительно — у меня нет настоящего. Я весь в прошлом. Я пишу. Меня печатают. Иногда попадаю под рубрику «Прочли с интересом», но это не делает настоящего. «А помните, как у вас в первых рассказах? Так просто и выразительно о хлебе!» Слушаешь, и хочется завопить: «Не помню, не удавалось, не у меня!!!» Я стал перспективным. Ты думаешь, нельзя быть перспективным без настоящего? Чепуха, можно. Сначала перспективный спецкор, потом растущий член редколлегии, и вот теперь подающий надежды заместитель главного редактора журнала. Я перспективен по инерции. Мне осточертел этот маскарад, я хотел поставить точку. Но меня ни о чем не спрашивали. Мне не давали говорить. Для них я уже был в обойме. Ты же знаешь, как это заманчиво, думать, что ты разбираешься в людях.

Мне предложили место заместителя редактора журнала. Я сказал себе: ты должен отказаться, скажи им все. И я сказал. Напрямик, открытым текстом: «Рассказы, опубликованные у вас, не мои». Ты думаешь, мне поверили? Они смеялись, как дети. «Чудак», — говорили они. «Уморил!» — говорили они. Главный по-отечески обнял меня за плечи и, жмурясь, словно сытый мартовский кот, промурлыкал: «Дорогой мой, скромность — естественное состояние таланта. Рад за вас, мне бы ваши годы». Ты слышал что-нибудь подобное? Он рад за меня. «Да поймите же! — заорал я. — Меня нет!!! Вы придумали меня!!!» «Разумеется, — сказал он. — Вас нет, но вы будете. Сохраните вашу скромность на всю жизнь». Вот видишь, я здесь ни при чем. Маскарад продолжается. Конкурс масок. Можешь меня поздравить, мне гарантирована первая премия.

Жить и не иметь настоящего? Ты скажешь, это парадокс. Напротив. Когда настоящее ложится на чужое прошлое, все возможно.


Еще от автора Олег Максимович Попцов
Жизнь вопреки

«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.


Хроника времён «царя Бориса»

Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!


Свадебный марш Мендельсона

В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.


И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос.


Тревожные сны царской свиты

Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.


Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет

Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.


Рекомендуем почитать
У Дона Великого

Повесть «У Дона Великого» — оригинальное авторское осмысление Куликовской битвы и предшествующих ей событий. Московский князь Дмитрий Иванович, воевода Боброк-Волынский, боярин Бренк, хан Мамай и его окружение, а также простые люди — воин-смерд Ерема, его невеста Алена, ордынские воины Ахмат и Турсун — показаны в сложном переплетении их судеб и неповторимости характеров.


Те дни и ночи, те рассветы...

Книгу известного советского писателя Виктора Тельпугова составили рассказы о Владимире Ильиче Ленине. В них нашли свое отражение предреволюционный и послеоктябрьский периоды деятельности вождя.


Корчма на Брагинке

Почти неизвестный рассказ Паустовского. Орфография оригинального текста сохранена. Рисунки Адриана Михайловича Ермолаева.


Лавина

Роман М. Милякова (уже известного читателю по роману «Именины») можно назвать психологическим детективом. Альпинистский высокогорный лагерь. Четверка отважных совершает восхождение. Главные герои — Сергей Невраев, мужественный, благородный человек, и его антипод и соперник Жора Бардошин. Обстоятельства, в которые попадают герои, подвергают их серьезным испытаниям. В ретроспекции автор раскрывает историю взаимоотношений, обстоятельства жизни действующих лиц, заставляет задуматься над категориями добра и зла, любви и ненависти.


Сердце-озеро

В основу произведений (сказы, легенды, поэмы, сказки) легли поэтические предания, бытующие на Южном Урале. Интерес поэтессы к фольклору вызван горячей, патриотической любовью к родному уральскому краю, его истории, природе. «Партизанская быль», «Сказание о незакатной заре», поэма «Трубач с Магнит-горы» и цикл стихов, основанные на современном материале, показывают преемственность героев легендарного прошлого и поколений людей, строящих социалистическое общество. Сборник адресован юношеству.


Голодная степь

«Голодная степь» — роман о рабочем классе, о дружбе людей разных национальностей. Время действия романа — начало пятидесятых годов, место действия — Ленинград и Голодная степь в Узбекистане. Туда, на строящийся хлопкозавод, приезжают ленинградские рабочие-монтажники, чтобы собрать дизели и генераторы, пустить дизель-электрическую станцию. Большое место в романе занимают нравственные проблемы. Герои молоды, они любят, ревнуют, размышляют о жизни, о своем месте в ней.