Без четвертой стены - [59]

— Да? Пожалуйста! Управление театров прислало к нам штатным режиссером Стругацкого… — Пауза. — Стру-гац-кого! И в бумаге синим но белому стоит: «На ваш запрос» и так далее «командируем…».

— Где он? — спросил Красновидов.

— Он здесь. В номере шестьдесят седьмом. Спит! Воздушная болезнь. Аллергия. Летательный шок. Просил не будить до особого на то соизволения.

И ушел.

Часов в девять вечера явился Стругацкий, утомленный, с безразлично блуждающими по сторонам глазами, в рубахе апаш, из-под которой виднелась волосатая грудь. Он, как четки, перебирал в руках номерной ключ с бомбошкой на кольце и держал в зубах папиросу. Супругам он слегка поклонился и, прислонясь к стене, молвил:

— Не ожидали? Виноват. Судьбы двигают не только людьми, даже эпохами. Судьбе приспичило — и вот я здесь. Удивлены? Вижу. А я, бог не даст соврать, по вас соскучился. Олег Борисович, что я узнал! Вы — главный? Поздравляю. А как же с режиссурой? Помнится, работая с вами, я этой способности у вас не наблюдал. Актер вы первоклассный, а… Впрочем, Крутогорск, вероятно, место, где никому не будет тесно. Сработаемся.

— После такого предисловия думаю, что нет, — сказал Красновидов.

В словах не было накала, но в подтексте явственно читалось: начал с хамства, чем закончишь?

— Ну-у, вы, как всегда, все сразу — за чистую монету. Грубый объективизм. Я шесть часов пребывал во взвешенном состоянии. Во взболтанном, я бы даже сказал. Смена временных поясов, колики в ушах. Насилу приземлился. А тут еще, ко всему, отсутствие горячей воды и ванны. Нервы, знаете… Ну и воспоминания… Мы с вами, согласитесь, недурно поработали в свое время. А? Ка-акой красавец сгорел, а? И все распалось. Вы ускакали. И так далеко. И не только ускакали, но, хе-хе, и обскакали. Правда, скажу, антр ну, меня предупредили, что в Крутогорске дело пахнет прорывом. Ну и так далее в том смысле, что только опытный мастер может спасти положение.

— Опытный мастер, конечно, вы?

— Судите как хотите, но кандидатуру избрали мою.

Он скрестил руки на груди.

— А я, знаете, люблю прорывы. Спасать — всегда в народе чтится. Спасателей отмечают. А кто, скажите, бежит от почестей?

Красновидов наливался гневом, подумывал, а не выбросить ли его за дверь? Лина сидела с раскрытым ртом: Олег сейчас его ударит.

— Кого я обскакал? — спросил врастяжку Красновидов.

— Меня хотя бы. Но это ерунда. Мелкие укольчики, лотерейный проигрыш. Фортуна! Ее колесо вращается, а люди на колесе. То взлет, то спуск, и всех подстерегает случай.

Красновидов, превозмогая раздражение, спросил:

— Семен Макарович, что вас заставило согласиться приехать сюда, если вы так многое не смогли в себе пересмотреть?

— Я пересмотрел очень многое, дорогой Олег Борисович, во мне старого почти ничего не осталось, кроме привычки курить «Беломор». Вас удивляет стиль моего разговора? Не удивляйтесь, это черта определенного рода художников, умеющих все в жизни воспринимать под ироническим углом. Что заставило меня ринуться к вам? Скажу. Отправляясь сюда, я движим был одним вопросом: сполна ли я избавился от предрассудков? Такая аргументация вас не устраивает?

— Она не устроит, в первую очередь, вас.

— Ну, конечно, в ваших принципах: вся жизнь аккуратно подстрижена и причесана, все шероховатости вон. Все, что против зачеса, — вон, — Стругацкий переступил с ноги на ногу. — Вас резкие индивидуальности шокируют, они у вас попадают в раздел хамов и прощелыг. Да?

— Да.

— Не надо так. Вашего священного прихода я не оскверню, и мы с вами сработаемся. На контрастах. Мы вызовем друг друга на соцсоревнование, на творческую дуэль. Такая дуэль обостряет отношения, но зато наши шпаги высекут крупные и яркие искры. Вспомните святую вражду Микеланджело с Леонардо да Винчи.

И тут Красновидов невесело, нарочито расхохотался. Он знал Стругацкого слишком хорошо, но в отдалении от него какие-то черты, свойства, нездоровое его самомнение поистерлись в памяти, и сейчас он хохотал от разгоревшейся неприязни. Стругацкий вспомнился целиком и стал до конца понятным. Непонятное в людях внушает Красновидову инстинктивную настороженность, глухую необоримую подозрительность к ним. Сейчас все это прошло. Стругацкий дрейфит! Понял, что попал не туда, но пути к отступлению не видит и прет напролом. Он собирался открыть Америку, а она уже открыта. Первопоселенцы осваивают ее, а ему на монумент победителя бронзы не остается. Трус, он еще и растерялся. Вот и выпендривается, зондирует, нуждаются ли в нем и какие лавры осталось ему пожинать.

Совершенно спокойно, просто и бесхитростно Красновидов сказал:

— Уважаемый коллега. Вы произнесли монолог, достойный шиллеровского Карла Моора. Теперь к делу. Вы зачисляетесь штатным режиссером крутогорского театра. Распорядок жизни, труда и поведения вывешен в режиссерской комнате на видном месте. Он обязателен для всех, в том числе и для вас. Оклад вам будет определен в ближайшие два месяца. Если это вас устроит, директор театра заключит с вами трудовое соглашение на постановку студийного спектакля «Платон Кречет». Роли уже распределены. Постановочную группу предложу вам я и потребую в двухдневный срок представить руководству проект финансовой сметы. Тарифы и расценки на постановочно-производственные затраты вы получите у заведующего мастерскими. Засим аудиенция закончена. Желаю вам плодотворного труда.