Без четвертой стены - [51]

Лежнев вышел из-за стола, потер замлевшую спину, просунув руки под пиджак. Истины, которые он им сейчас диктовал, набили уже ему такую оскомину (сколько лет приходится начинать с одного и того же), что он преподносил их без жара, с одним желанием скорее выложить и перейти…

А что, если с этими ребятами, подумывал он, отказаться наконец от институтских стандартов и педагогических штампов? Опутали они меня по рукам и ногам. Эта пришедшая вдруг мысль подстегнула его, и он, оживившись, продолжал:

— Театр — это магия, вечная тайна, нам предстоит овладеть искусством магии и по возможности раскрыть эту тайну. Театр — это исследование поведения человека и его возможностей. Актер — душевед. Но чтобы изведать душу другого, надо подготовить себя всесторонне. Счастье наше в том, что, занимаясь театром, мы занимаемся всем: от спорта до астрономии, от наблюдения за муравьем до процессов развития человеческого общества. Самодисциплина и режим — основа успешного труда. Творчество требует полной сосредоточенности всего организма целиком. Это понятно?

Сразу несколько человек:

— Понятно.

— Сомневаюсь, но допустим. Новшество нашей студии в том, что, во-первых, учась, будем готовить пьесу для выхода на большую сцену и, во-вторых, возраст студийца не ограничен. Поэтому не удивляйтесь, бок о бок с вами будут и профессиональные актеры со званиями: учиться никому не в убыток. Основа студийных отношений: доверие, уважение и творческая инициатива. Пьянство и опоздания — высшее преступление перед театром. В пять часов вечера — занятия по мастерству, далее следите за расписанием. Надо выбрать старосту студии, он будет величаться заведующим дисциплинарно-творческой частью. Кто?

Назвали Эльгу Алиташову.

— Эльга Алиташова? Очень хорошо. Эльга Алиташова, захватите список студийцев и пойдемте ко мне в кабинет, все остальные могут идти обедать.

Директор и художественный руководитель обходили театр. Состояние театра удручало. Зашли к бутафору. Горбатенький старичок-беженец из фашистской Германии, с мундштуком без сигареты во рту — лепил посуду. На полке стояли готовые чашки из папье-маше; сейчас он трудился над пузатым чайником. За другим верстаком сидел студиец Агаев Ага-али, прикомандированный к реквизиторскому цеху, молодой бровастый черноволосый азербайджанец, умелец мастерить разного рода холодное и огнестрельное оружие. Тут, у верстака на стене, висели его поделки: кинжалы, эфесы, инкрустированные ножны, пистолеты.

— Здравствуйте, Эрнст Карлович. Как поживаешь, Ага-али? — приветствовал их Красновидов, сгибаясь под низким косяком двери и проходя в сводчатое, нишеобразное помещение бутафорско-реквизиторской. — Здесь душно, даже, по-моему, угарно?

— Я топил, Олег Борисович, олово плавил, — доложил Агаев.

— Есть опасность угореть. Темновато у вас. Тут надо соорудить во всю ширь окно.

Он взял в руки чашку, клеенную и расписанную дядей Эрнстом.

— Настоящее художественное изделие! — улыбнулся мастеру. — Не скажу, что это майсенский фарфор, но малявинский мазок проглядывается. Где вы достаете такие яркие краски?

Эрнст Карлович несколько глуховат и потому говорит громко. Речь у него с акцентом, шамкающая, и, когда он раскрывает рот, видно, как мало у него осталось зубов.

— Это сапас, — говорит он, — я прифёс с сапой из Германии. Фарбениндустри фыпускаль краски фысоко-каше-ственные.

Рядом с бутафорской пошивочная. Заглянули и туда. Убогая комнатушка. Три швейные машинки, несколько рулонов солдатского сукна, подбортовка, на манекенах дамский костюм — жакет и юбка, офицерская шинель. На третьем манекене кумачовая косоворотка и через его плечо портки. В пошивочной находилась та самая, «лепообразная», актриса из Магадана.

— Это вы шили? — указал Олег Борисович на дамский костюм.

— А что, не похоже?

— И эту офицерскую шинель?

— Конечно.

— Вы мастер, — Красновидов не нашелся, что еще сказать.

— Спасибо за комплимент.

В зрительном зале собрались артисты. Ждали худрука.

Спускаясь по приставным ступенькам со сцены, Красновидов доложил директору:

— Собираюсь на днях вылететь с группой в тайгу к разведчикам. — Он любил это слово — «разведчик» — с военных времен. — Дадим концерт, посмотрим, как живут, чем живут.

— Дело, — поддержал Рогов и добавил: — И деньги.

— Доставай накомарники, созвонись с Буровым, он обещал маршрут, подскажи, таежник, своим артистам, как им экипироваться.

Завидев в темноте зала актеров, Олег Борисович поприветствовал их и подчеркнуто громко сказал:

— Надо бы нам, наверное, придумать для театра название, а?

— Премьеру бы сыграть сначала, — тихонько отозвался Рогов.

— А что, помечтать нельзя?

Тут послышался дребезжащий голос вошедшего в зал Лежнева:

— Как на кладбище, темно и жутко. Эге-эй, где вы?

Рогов включил верхнюю люстру. В разных местах зала сидело семь человек артистов. Вся труппа.

— А я, — не унимался Лежнев, — ищу повсюду. Дирекция в бегах. Могилевская одна за всех… Здравствуйте, господа артисты, как живете-можете? — Хлопнул в ладоши. — Я к вам вот зачем. Утвердить надо совместный график театра и студии. Мои ребята начнут с азов, но это не мешает им распределиться в пьесах по ролям. Вы к этому готовы?