Без четвертой стены - [112]

Шел караван по Иртышу, по твердому льду-дороге шел медленно, осторожно. А перед ним сплошная снежная завеса, и яркие фары тракторов не в силах просверлить ее своими лучами.

Лежнев вышел с «Оленьими тропами» репетировать на сцене. Пьеса, созданная но повести Борисоглебского, предвещала много интересного и неожиданного: герои-добытчики увидят себя на сцене. Ответственно. И таится в этом пугающая театр опасность: ну, как добытчики себя не узнают? Ну, как мешанина красок, холста, прожекторов, декораций и бутафории обнаружит липу, театр с дурной стороны, где стараются подчеркнуть, приукрасить. Лежнев об этом думал. Знал старик, что в мире театра все необыкновенней, жест, слово, цвет приобретают иное значение, усиливают восприятие и порой уводят от достоверности.

Лежневу нельзя ронять марку. Дело даже не в личном соревновании с Красновидовым. Театру надо идти сейчас только по восходящей. Лежнев уверенности не терял, но за успех своего спектакля тревожился всерьез. Изобретательный, умелый, тонкий мастер, он задумал зрелище, как говорят, на вынос, но без внешних эффектов. Страсти и конфликты взрывал, доводя их до обнаженности и зрелищно-ясной простоты. С другой стороны — не заземлял спектакля, не засорял бытовизмами, мужицкой правденкой, говорком провинциальных работяг. Убрать «дрова» со сцены, решал Лежнев, не загромождать ее намалеванными кедрами, пихтами, не городить нефтяных вышек. Только смех вызовет. Люди! Их души, страсти, поступки.

Лежневу трудно. «Разведчица Искра» заинтриговала, потянула в театр равнодушных и скептиков. Об этом спектакле говорят в кафе, в магазинах, на танцах в клубе, на стройплощадках. Пресса разразилась статьями: «вхождение театра в культурный быт крутогорцев», «утверждаются новые принципы художественного руководства». В одной рецензии автор без достаточных оснований прогнозировал: расформированный некогда Драматический театр берет разгон, и можно надеяться, что недалеко то время, когда его филиал вернется в свои пенаты вместе с обновленным коллективом и готовым репертуаром. Красновидов ответил этому автору сердитым письмом.

Пометка на листке: «Секунда — выигрыш или проигрыш. Не прозевай ни единой секунды». А Красновидов терял их. На текущих делах. Репетиции кончились — художественный руководитель сидел в кабинете, и тысячи мелочей отнимали порой весь рабочий день. Их не бросишь: мелочи в основном творческого порядка, связаны с актерами. Всецело доверяя, люди тянулись к Красновидову с этими мелочами. Ведь не прогонишь, не откажешь. У человека будет осадок, упадет настроение, мелочь может помешать ему в работе. А это тогда уже не мелочь.

Объявлен набор в студию. На конкурс приходили заявления уже от профессионалов. Актеров привлекало условие: совмещать студийные работы с работами на основной сцене.

Вывешено распределение ролей к спектаклю «Маскарад». Красновидову предстоит репетировать Арбенина. Нину поручили Шинкаревой. Им радость — играть дуэтом в одном спектакле.

Однажды на стол художественного руководителя легла докладная записка Валдаева: студиец Герасимов явился на спектакль «Разведчица Искра» в нетрезвом состоянии. ЧП! В присутствии Лежнева, Ермолиной, Рогова и Валдаева Красновидов потребовал от Герасимова объяснений. Тот бил себя в грудь: «Простите… Простите». Ермолина возмущалась с присущим ей темпераментом:

— Эт-того еще не хватало! Молодой человек, вы что? В таком театре. Вам доверили… Это оскорбление! — Старой закалки актриса бескомпромиссно настаивала на исключении Герасимова из студии.

И Валдаев требовал уволить. Рогов поддержал Валдаева. Лежнев молчал, хмурился. Знал: как решит худрук, так и будет. Красновидов понимал: случай экстраординарный, никакие оправдания проступка не зачеркнут. Но уволить?! Вспомнилась поездка на целину: безропотность, товарищеская чуткость в самые трудные моменты, неоднократные выручки в пути, на концертах. Он сказал:

— В театре установилась деловая среда. Взаимоуважение и соблюдение этических норм, если вы заметили, избавили нас от нарушений дисциплины. В таком коллективе напившийся Герасимов не в состоянии послужить кому-то примером. Единичный случай, впервые. Но он нанес ущерб спектаклю.

— И это уже преступление, — вставил Валдаев.

— Да. Поэтому я предлагаю: до спектакля его не допускать. Из студии исключить, но в театре оставить, с переводом на должность рабочего сцены. Уверен, это будет ему суровым уроком.

С такой формулировкой согласились. Бледный от позора Герасимов не знал, как благодарить: «Клянусь, заслужу, оправдаю ваше… В общем, спасибо».

И когда, отсидев в своем кабинете полный рабочий день и расправившись с текущими делами, Красновидов приходил домой, надевал пижаму и садился за письменный стол, тогда лишь он окунался в стихию неописуемо захватывающего труда.

Сценарий-поэма. Некое синтетическое представление с непривычными театральными условностями, которые достигнут эффекта лишь на раскрепощенном со всех сторон сценическом пространстве. Красновидов убежден, что на арене сказочно-неправдоподобное окажется более реальным, человечным, чем традиционная интерьерно-бытовая пьеса, замкнутая в трех стенах. Жизнеспособность любого жанра определяется в конце концов его полезностью, насущными проблемами, которые взволнуют зрителя.