Без четвертой стены - [111]

Ксюша запустила ему пальцы в волосы.

— Какие они шелковые.

Красновидов сказал:

— У меня есть вино, мы отметим премьеру.

А Ксюша сказала:

— Я вскипячу кофе.

— Сейчас принесу.

Красновидов вышел. Ксюша переоделась, причесалась, ушла на кухню.

Когда Красновидов вошел с бутылкой вина и коробкой конфет, Ксюша возилась на кухне и пела.

Они целовались, а кофе убежал и залил плиту. Он сидел на подоконнике и говорил:

— Я старомоден?

— Ты настоящий.

Они чокнулись.

— Я знала, что у «Искры» будет успех, — сказала она. — За тебя!

Они выпили.

В третьем часу ночи оделись и пошли гулять. Город спал. Над ними безлунное небо. Оно серебрилось звездами, а звезды, казалось, крошились и множились, превращаясь в млечную пыль. От хруста снега под ногами звенело в ушах. Ксюша оглянулась на дом, где они жили. Светилось несколько окон. Не спали актеры театра «Арена». Отмечали премьеру.

Дошли до студии. Там тоже в окнах свет. Студийцы не отстают. И наверняка Лежнев с ними.

Красновидов поднял у Ксюши воротник, и они долго бродили молча.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Шесть человек вышли из дому, когда только-только забрезжил рассвет. Снегопад прошел. С крыш и карнизов огромными причудливыми козырьками свисали увалы снега; отрываясь, они грохались оземь, рассыпались непроходимыми сугробами на тротуарах.

Все шестеро одеты по суровой зиме: тулупы, вещмешки. Валенки, унты, пимы — у кого что. Алюминиевые кружки, фляги. Борисоглебский в громадной дохе. С увесистой тростью, а пожитки рассованы по мешкам его пятерки, в которой две студийки, Александр Бушуев, Павел Шилин, тоже студиец, и художник, молодой лобастый усач.

У подъезда стоял газик.

Вышибая из-под колес струи снега, по ось завязая в снегу, машина рванула по мостовой.

У пристани народ. Перебранка. На Иртыше караван. Тяжелые тракторы, к ним прицеплены сани, сделанные из бревен, конусом спереди. На санях техника, горючее, провиант. Два балка наподобие товарных вагончиков. В них устроятся люди.

Мороз жгучий.

На пристани грузовики. Идет загрузка. Начальник экспедиции, сухощавый, сердитый и, по всему видно, измученный до предела всякими нехватками и неполадками, небрежно пожал Борисоглебскому руку, окинул взглядом притихших за его спиной ребят. Почему-то улыбнулся и указал рукой:

— В первый балок. С комсоставом. — Еще раз улыбнулся: — Драть вас некому перед гибелью.

— Сспасибо тебе за доброе слово, Иван. — Борисоглебский ужалил Ивана взглядом. — Погибать будем вместе. Согласен?

— Лады. — И пошел, распахнув полы тулупа, к пристани.

Валил снег, подул ветер, заголосил, засвистел и поднял метель. Неоглядная даль Иртыша затуманилась, и скрылась из виду пристань.

Студийцы, держась поближе к Борисоглебскому, потащились в первый балок. Федор Илларионович, с силой вонзая в снег свою суковатую трость, шагал твердо, с каким-то азартом, уверенно передвигаясь на искусственных ногах. Это придавало уверенности и остальным.

— Мне Ссибирь мила, — перекрикивал он ветер, — своим озорством. Все время кто кого.

Ветер хлестал, валил с ног, бил в спину. Неожиданно завлит обернулся.

— Ребята, — голос стал отечески мягким, — еще не поздно… Кто одумался, говори сейчас.

Вьюга мела, ветром глушило его слова.

— Риск — не всегда благородное дело. Здесь рисковать глупо. Ну? Одумались?

— А вы? — спокойно спросил Александр Бушуев, закрыв лицо варежкой.

— Я пятнадцать лет из тайги не вылезал, мне ее капризы в масть.

— Мы тоже не с Кавказа.

Павел Шилин поддакнул.

— Как женщины? Не кокетничайте! — строго вопрошал Борисоглебский.

Одна, постарше, отмахнулась, с обидой бросила:

— Когда вам невмоготу станет, поможем.

— Я ведь к тому… — он почувствовал себя виноватым, — что актеры вы. Небывалое дело. Голоса, психика. Не той порроды, черрт бы меня побрал.

— Той, той, — опять спокойно и очень веско сказал Бушуев. — Нам играть этих людей и жизнь с них лепить.

Борисоглебский, как саблей, взмахнул тростью:

— Тогда по коням!

В балке теснота. Мешки один на одном до самого потолка. Дымила печка, тепла мало.

Последним залез в балок начальник экспедиции, и караван тронулся. По Иртышу разнесся запах гари, рев тракторов смешался с раскатами ветра, с хрустом тяжелых, грубых саней на снегу.

Долог их путь, трудна дорога. По нефть, по газ поехали — не по грибы.

Борисоглебскому эта трасса знакома. Все Прииртышье и Приобье исходил-изъездил. Помнит, где размещались первые буровые кусты, балки лесников, с которыми он — по имени.

У каждого из шести своя задача. Художник сделает эскизы, зарисовки, портреты буровиков, геологов, трактористов. Бушуев — магнитофонная запись. Девчата — быт: как живут, где едят, что варят, чем развлекаются, как лечат больных. Все записывать: кратко, точно. До мелочей. Студиец Павел Шилин с фотоаппаратом. Каждый кадр — снял и запиши с подробностями: где? кто? что?

Работу по созданию пьесы-сценария Борисоглебский и Красновидов разделили так: образно-художественная сторона Борисоглебскому, сюжетно-конфликтная — Красновидову. Роли пишутся с конкретным прицелом на актера-исполнителя. Экспедиционный материал и все наработанное Красновидовым обсуждается и обрабатывается совместно с участниками спектакля.