Бестужев-Марлинский - [23]
10 января 1821 года Бестужев вернулся в Петербург.
ЯНВАРЬ 1821 — МАЙ 1821
К мечам рванулись наши руки.
А. Одоевский.
11 марта 1821 года флигель-адъютант русского императора, князь Александр Ипсиланти, тайно оставив Россию, с толпою греков перешел через Прут, вступил в Молдавию и поднял знамя восстания против турок. Русские батальоны стояли вдоль Прута; на другом берегу закипала яростная битва под Скулянами. В Петербурге узнали о событиях с запозданием. Но дня не прошло, как безрукий Ипсиланти был признан законным наследником Леонида, а Эллада, раздавленная турецким владычеством, сделалась подлинным отечеством сотен вольнолюбивых душ. По общему мнению патриотов, наступил момент, когда Россия должна была выполнить свое историческое предназначение. Античные реминисценции, традиция преемственности тысячелетней византийской славы, мечта о Константинополе, религиозные миражи, либеральное чувство, торжествующее при виде ударов, падающих на один из самых реакционных престолов Европы, — все сплелось в один клубок горячего сочувствия греческому восстанию.
Итак, поднимался Восток. На Западе только что отгремела неаполитанская революция. Король Фердинанд был вынужден созвать парламент.
Сан-Доминго, маленькая негритянская монархия на острове Гаити, заставила своего короля Кристофа застрелиться и провозгласила себя республикой.
Разгром австрийцами конституционной неаполитанской армии немедленно отозвался в Пьемонте. 12 марта австрийцы вступили в Неаполь, а за несколько дней до этого пламя революционного восстания залило Пьемонт.
Заседавшим в Лайбахе союзным монархам было много дел. Александр предложил поддержать русскими войсками усмирительную экспедицию Австрии в Италии. Император Франц, бледный, немощный и трусливый, охотно принял предложение своего союзника; оба императора были твердо уверены, что спасают друг друга. Священный союз царей двигал свои силы против взволнованных народов.
Бестужев затевал перевод в армию. Поход русских войск в Турцию для помощи грекам казался ему неизбежным. Участие в этом походе гвардии было сомнительным. Вместе с Бестужевым множество его приятелей из молодых гвардейских офицеров собиралось предпринять такой же решительный шаг. Слышно было, что сам кульмский победитель французов граф Остерман-Толстой, которого прочили командовать русскими войсками, начал изучать греческий язык и взял к себе адъютантом грека. Молодежь следила за ходом восстания с волнением не простых наблюдателей и горестно переживала поражения Ипсиланти. «Кто знает, — думал каждый из этих прапорщиков и поручиков, — как обернулись бы дела гетеристов, будь я с ними…»
А дела гетерии обертывались плохо. Вступив 28 марта в Бухарест, Ипсиланти 1 апреля уже отступил от него. 2 мая его маленькая армия была разгромлена турками в первый раз, 17 — во второй, а 7 июня, при деревне Драгачанах, — в последний. Ипсиланти бежал в Австрию, где его ожидала горькая судьба.
Среди этих печальных происшествий лейб-гвардии драгунский полк вдруг узнал оглушительную новость о походе за границу. Словно электрическим поясом, со всех сторон обожгло полк — все пришло в движение, от генерала Чичерина, кинувшего под стол недопитую чашку кофе, до фурштадтского солдата, починявшего заднее колесо полуфурки. Поход!
Путаясь шпорами в полах длинной шинели, прыгая через озера льдистой грязи, с замирающим сердцем бежал Бестужев из своего Марли в полковой штаб. Вот и кирпичный домик с зеленой крышей, мост через канаву, часовой под грибом на линейке… Вот и Клюпфель, и Пенхержевский, и братья Бурцовы, и Рукин…
— Куда идем?
— Успокойся, братец, идем в Пьемонт усмирять революционеров…
— Как в Пьемонт? А Греция?
— Дудки, читай приказ… Там все обозначено!
«Поездка в Ревель» появилась во второй книге журнала «Соревнователь» и имела несомненный успех. Читатели восхищались живостью и рельефностью представленных в путешествии картин, красочностью легкого языка и бойкостью автора в рассказах. Литературные успехи Бестужева всегда сопровождались шумом. Критиковать «Поездку» было нелегко. В «невыровненных периодах ветреного кавалериста, сброшенных с пера, очиненного саблею, в быстрые промежутки забав и усталости», заключалось столько разнообразного материала, что легче было говорить о том, чего нет в «Поездке», чем об ее содержании. Однако журнальная полемика вспыхнула.
Еще в прошлом году Бестужев постоянно встречал язвительного Воейкова, мужа очаровавшей его Александры Андреевны, в доме Греча, «а улице возле Греча, в театре за спиной Греча. Очередная книжка «Сына отечества» вечно торчала из кармана темно-серого воейковского сюртука. Воейков не просто смотрел на Греча своими черными маслеными глазами, а как бы облизывал его взглядом, и притом так умильно, что все его обязательно должно было кончиться чем-нибудь очень выгодным для ловкого хромца. Действительно, с начала года «Сын отечества» стал издаваться Гречем и Воейковым совместно. С этого времени Бестужев сделался свидетелем тяжелых сцен в кабинете Николая Ивановича: Воейков стучал палкой о паркет, требовал денег и грозил о чем-то донести правительству. Шишковатый нос Греча зеленел, и складки на щеках трепетали. Бестужев наблюдал развитие фарса и просиживал часы у «Светланы».
