Бестолочь - [4]

С другой стороны, откуда Валентине знать, что она не имеет дела с полным психом?

«Ну нет! – строго сказала себе Валя. – Если искать объяснение происходящему, то объяснение здравое, иначе можно и самой спятить. Скорее всего, злоумышленник приходил не по мою душу. Предположим, прежние жильцы как-то оставили квартиру под присмотром своего знакомого. А этот знакомый устроил в стене или в полу тайник и спрятал какую-то ценность. А потом уехал далеко и надолго, может быть, даже умер. Но перед смертью успел рассказать другу, приятелю или просто случайному человеку про клад, спрятанный в этом доме. Только точного положения тайника он не помнил. или помнил, но назвал какие-нибудь ненадежные ориентиры – вроде мебели, которую вывезли. Вот кладоискателю и приходится таскаться сюда, как на работу, и простукивать стены, полы и потолки».

Обрадовавшись своей складной выдумке, Валентина приняла твердое решение завтра с утра пораньше вызвать слесаря и поменять замки, после чего отправилась спать почти успокоенная.

Валентина работала шесть дней в неделю по шестнадцать часов и, естественно, здорово уставала. Но эта усталость не шла ни в какое сравнение с изнуренностью тех дней, когда жива была мать. За единственный выходной, день блаженного безделья наедине с увлекательной книжкой, когда никто не брюзжит, не пилит и не дергает ежеминутно, Валя успевала полностью восстановить и душевные и физические силы.

Этот выходной стал исключением. Вызов слесаря, сменившего оба замка, и полчаса, проведенные в его обществе, совершенно истощили ее нервную систему. Но и после ухода слесаря расслабиться не получилось. Несмотря на новые замки, Валентина то и дело ловила себя на том, что настороженно прислушивается к любому шороху за дверью. Сосредоточиться на перипетиях судеб книжных героев было решительно невозможно. Уборка и небольшая постирушка тоже не принесли успокоения. Ночной сон, тревожный и рваный, довершил процесс превращения здоровой молодой женщины в измученную неврастеничку.

Рабочий день тянулся бесконечно. К вечеру Валентина еле ползала, но все равно ждала окончания смены с ужасом. Что ждет ее дома? А если опять чужие запахи и открытая форточка? Или, хуже того, взломанные замки? Нет, самое страшное, если где-нибудь в подъезде подкарауливает озлобленный мужик, не сумевший попасть в квартиру. Стукнет по голове чем-нибудь тяжелым, вытащит ключи, а Валентину бросит истекать кровью на лестничной площадке. Или затащит в квартиру, свяжет, да так и оставит… Господи, как тяжело жить на свете совсем одной! Может, плюнуть на все и напроситься ночевать к тете Любе? Нет, только не это! Валя и на гераклов-то подвиг в виде переезда во многом решилась, чтобы удрать от материной подруги подальше. И от телефона из-за нее же отказалась. Лучше умереть, чем хотя бы час терпеть общество этой броненосной бабы!

Однако по мере приближения к дому Валина решимость потихоньку испарялась. Может, смерть и лучше общества бесцеремонной особы, ломающей, словно тростинку, всякую волю к сопротивлению, а как насчет смертного ужаса? Как насчет невыносимого напряжения в ожидании неведомой жути? Пустынные темные улицы с редкими прохожими, шумная компания агрессивных пьяных подростков в подворотне, бомж, роющийся в помойных баках и что-то злобно бормочущий себе под нос, только усиливают ощущение полного одиночества и безнадежности перед лицом непонятной и оттого запредельно пугающей опасности.

Но метро уже закрылось, а денег на такси у Валентины не было. Поэтому ей оставалось только молиться и надеяться – на крепость новых замков, на здравомыслие преступника, который, конечно же, не станет поджидать ее на лестничной клетке на виду у других жильцов, на шальную удачу в виде спутника-соседа, выгуливающего собаку…

Удача не была к ней настолько добра, и в подъезд, а потом и в лифт Валя вошла одна. Хотя одна – это все же лучше, чем с каким-нибудь подозрительным незнакомцем. Кроме того, к немыслимому облегчению девушки, никто не поджидал ее у двери. Вдохновленная и одновременно испуганная пустынностью лестничной клетки, Валентина стремительно одолела замки и захлопнула за собой дверь.

Первым, что она почувствовала, был запах табака – слабый, почти выветрившийся, но все-таки различимый. Горло Валентины перехватил спазм, от бешеного пульса в голове зашумело, но девушка каким-то чудом сумела пересилить себя и осмотреть квартиру. Никого. В комнате и на кухне – полный порядок, форточки закрыты. В туалете чисто – ни грязных следов, ни плавающих в унитазе окурков. В ванной – небольшой беспорядок, оставшийся после вчерашней постирушки: на трубе и веревках – высохшее белье, в тазу – отжатое, ждущее своей очереди на просушку.

Может быть, ей померещилось? Может быть, запах табака – глюк, порожденный разыгравшимся от страха воображением? А грязные следы, оставленные позавчера на коврике, – тоже глюк? А спуск воды третьего дня?

«Я не сумасшедшая! Не сумасшедшая!»

Валентина медленно вернулась в прихожую, открыла стенной шкаф и обмерла.

В углу, за плечиками с ее пуховиком стоял черный-пречерный негр. С огромными вывороченными губами, распластанным носом и яркими красно-белыми полосами боевой раскраски по всему лицу.