Бестолочь - [6]

Гадать, зачем ему это нужно, не имеет смысла – у Валентины просто не хватает информации. Может быть, это месть. Может быть, какой-нибудь кузен со стороны отца хочет свести ее с ума, чтобы добиться опеки и получить таким образом право на Валину жилплощадь. Может, так развлекается «запавший» на нее псих… Хотя на психа не похоже: чувствуется за его действиями некий трезвый расчет.

А там, где есть расчет, есть и логика. И эту логику можно понять, даже не обладая всей информацией. Если с Валентиной ведут игру, значит, от нее ждут каких-то ответных действий. Нужно сообразить, каких именно, и поддаться, пойти по предложенной дорожке. Но не до конца, а до того поворота, откуда просматривается конечная цель противника. А там… Там будет видно.

Как должна вести себя девушка, которую сильно напугали? Звать на помощь. Кого? Да кого придется – родных, соседей, случайных прохожих. Нет, тут что-то не так… При таком множестве вариантов противник не может рассчитывать, что она обратится за помощью к тому, к кому нужно. Например, к соседям справа, а не слева и не напротив. Или ему это все равно? Но тогда… Милиция! Ну конечно же! Кому бы она ни пожаловалась, ей непременно посоветуют вызвать милицию.

Самой Валентине эта мысль даже в голову не пришла: милиционеров она боялась еще больше, чем врачей, учителей, контролеров и работников жэка. Да и потом, чем ей поможет милиция? Охранять Валю не станут, а расследовать тут как будто нечего. Ей не причинили никакого видимого ущерба: не избили, не изнасиловали, ничего не украли, не испортили. Кто-то залез в квартиру? А где доказательства? На нее напали, схватили за горло? А где следы? Словом, нет Валентине смысла обращаться в милицию.

Но это она так думает, а она – девушка с особенностями. Нормальные же люди на ее месте вызвали бы милицию не рассуждая. При пожаре звоните 01, при незаконном проникновении в квартиру – 02. И злоумышленник наверняка ждет от Валентины этого шага. А значит, именно так ей и надлежит поступить, если она хочет понять, в каком направлении ее гонят.

С утра в трактире мало посетителей, и начальство, наверное, не станет возражать, если она на час-полтора уйдет с работы…

Участковый – рыхлый одышливый дядька предпенсионного возраста – слушал ее рассказ, не скрывая скепсиса. Казалось бы, Валентина, которой пришлось собрать всю силу духа, чтобы прийти сюда и изложить свою историю, должна была окончательно сникнуть, но она неожиданно для себя разозлилась. Оторвала взгляд от мысков своих ботинок и дерзко посмотрела прямо толстяку в глаза.

– Вы мне не верите?

– Как бы это помягче выразиться, мнэ… Валентина Васильевна. Скажем так, ваш рассказ вызывает у меня некоторые сомнения. Знали бы вы, как часто гражданочки с мнэ… неустроенной личной жизнью (толстяк осклабился, а Валя густо покраснела) обращаются в милицию с жалобами на неизвестных мужчин, которые их преследуют. Вы сами говорите, что свидетелей у вас нет, а следов ваш таинственный «негр» не оставил. Но дело даже не в этом… Я готов допустить, что вам ничего не пригрезилось и вы рассказали чистую правду. А мне что прикажете делать? Врагов у вас, по вашим же собственным словам, нет, брошенных или женатых поклонников – тоже, работаете вы уборщицей, дорогу перейти никому не могли… Конечно, у вас есть право написать заявление, и я обязан буду его принять, но какой в этом прок, если вы не дали мне ни единой зацепки?

– Что же мне делать?

– Ну… Я бы посоветовал обратиться к частным детективам, но вы же скажете, что вам это не по средствам?

Валентина кивнула. Участковый развел руками. Но, когда она встала, собираясь уйти, он ее остановил.

– Погодите! Как, говорите, называется ваш трактир? «Сено-солома»? Это у метро?

Валя удивилась, но снова кивнула.

– Знаете, я сегодня встречаюсь с приятелем, бывшим сослуживцем, – сообщил участковый, усилив ее недоумение. – Он нынче вспахивает ниву частного сыска, может, и посоветует что-нибудь дельное. У вас кормят-то прилично? Ну, так я приглашу его посидеть в вашем заведении. Вы вечером работаете? Вот и ладненько! Стало быть, до вечера.

Валентина снова выглянула в зал, и на этот раз увидела толстяка-участкового. Он сидел за столиком у окна в обществе атлета с широченными плечами и выдающейся – во всех смыслах – челюстью. Валя проворно домыла пол, разбрызгала освежитель воздуха и побежала в свой закуток переодеться.

Толстяк увлеченно поглощал оливье, время от времени обмениваясь короткими репликами со своим визави, и Валентину заметил не сразу. Минут пятнадцать ей пришлось подпирать стену, гадая, вспомнит ли он о ней вообще. Но вот страж порядка отвалился от тарелки, хлебнул пива, заозирался, и, увидев девушку, жестом подозвал ее к столу.

– Знакомься, Шурик, это и есть наша потерпевшая… Присаживайтесь, Валентина мнэ… Васильевна. Я рассказал Александру мнэ… Вадимычу вашу историю, и он заинтересовался. Ну, вы тут покалякайте промеж собой, а я побежал. Вот ведь работа, ни днем ни ночью покоя нет, возьми ее нелегкая! Бывай, Шурик. Удачи вам, Валентина Васильевна!

Он опрокинул в себя остатки пива и укатился. Обладатель выдающейся челюсти продемонстрировал Валентине американскую улыбку и попросил еще раз изложить обстоятельства дела, которое привело ее в милицию.