Бесстыдница - [18]

Мередиту даже в голову не пришло, что Элейн. способна уехать одна, без Мерри.

Вечером он еще раз проехал на машине мимо дома Элейн — просто посмотреть, что к чему, Ни в одном окне свет не горел.

В четверг он позвонил, но к телефону никто не подошел. То же самое повторилось и в субботу. В понедельник, когда на его настойчивые звонки опять никто не ответил, Мередит уже встревожился не на шутку. Он позвонил в Лос-Анджелес Артуру Уеммику, компаньону Сэма Джаггерса, и объяснил, что случилось. Уеммик пообещал, что выяснит, в чем дело, и сразу перезвонит. Перезвонил он во вторник вечером. Сначала Мередит был недоволен, что Уеммик так долго не дает о себе знать, но потом, когда он узнал, что Элейн уехала в Мексику, а ребенка оставила в сиротском приюте в Санта-Монике, он страшно огорчился и пришел в ярость. Узнав адрес приюта, Мередит тут же вскочил в машину и понесся как одержимый.

Школа «Крествью» мало походила на школу. Ни высоких стен вокруг, ни обшарпанных унылых коридоров, по которым, построившись рядами, маршировали бы облаченные в одинаковую серую форму беспризорные дети, в ней не было. Под приют переделали старый особняк, а управляли всеми делами две сестры — обе старые девы — и персонал, численность которого Мередиту определить не удалось. Мисс Эвелин Сирс — старшая из сестер — объяснила ему, что Мередит ужинает. Мередиту не пришлось по душе, что кто-то называет его Мерри — Мередит, но он смолчал, объяснив только, что лишь полчаса назад узнал о том, где находится его дочь и что он очень хотел бы увидеться с ней.

— Я вас прекрасно понимаю, — проскрипела мисс Сирс. — Но в нашей школе все соблюдают строгий режим, а резкие нарушения режима вредят детям. Так что…

— Да, вы, конечно, правы, — перебил ее Мередит, — но я все-таки ее отец! И я так по ней соскучился! Пожалуйста, прошу вас! Это не будет резким нарушением режима.

Мисс Сирс ответила, что приведет к нему ребенка. Мередит рассыпался в благодарностях.

Когда привели Мерри, его поразила совершенно несвойственная прежде девочке безучастность, даже отрешенность. Ему с трудом удалось уговорить Мерри сесть к нему на колени. И только тогда Мерри немного пришла в себя, обвив его шею ручонками и расплакавшись. Мередит сказал, что оставит ее здесь на эту ночь, но утром обязательно приедет и увезет ее покататься. И накормит самыми вкусными в мире сандвичами с шоколадным маслом, орешками и джемом. Мерри, перестав плакать, улыбнулась и поцеловала его. Мередит еще раз поблагодарил мисс Сирс и уехал.

Поздно вечером он снова позвонил Уеммику. Тот объяснил, что никаких законов Элейн не нарушила. По закону, уезжая отдыхать, она имела право оставить ребенка в приюте. «Конечно, ей следовало только предупредить тебя об этом, чтобы ты не волновался…»

— Послушай, Артур, дело вовсе не во мне. Меня волнует судьба ребенка. Моей дочери. Малышка тоскует. Это меня очень беспокоит, и я хотел бы попытаться хоть что-то изменить.

— Мы можем составить жалобу, — предложил Уеммик.

— А забрать ее оттуда я не могу?

— Нет, ты не имеешь права.

— Господи, но это нелепо! Дикость какая-то!

— Увы, таков закон.

Мередит перезвонил в Нью-Йорк Сэму Джаггерсу и разбудил его посреди ночи. Извинившись за поздний звонок и дурацкую разницу во времени между Восточным и Западным побережьями, Мередит поведал Сэму о том, что случилось с Мерри, и о словах Артура Уеммика.

— Мне очень жаль, Мередит, — ответил Сэм, — но Артур прав. Ты ничего не можешь сделать. Ты, конечно, тоже прав, но закон не на твоей стороне. Элейн поместила Мерри в этот приют, и только она имеет право забрать ее оттуда, так же как и отправить в лагерь, в школу или в колледж. У тебя есть право только на свидания.

— Но ребенку всего три годика! Подумай, только — три!

— С ней там плохо обращаются?

— Конечно!

— Я имею в виду — там ее бьют, морят голодом и тому подобное?

— Нет!

— Тогда мы бессильны. Но, Мередит…

— Что?

— Поверь, старина, у меня от этого тоже на душе муторно.

— Спасибо, Сэм.

Мередит положил трубку и заплакал.

Где-то выиграешь, а где-то потеряешь, припомнил Денвер поговорку. И сразу подумал, что с Элейн теперь, конечно, покончено. Окончательно и бесповоротно. Он отволок Элейн к машине, запихнул на переднее сиденье, обошел вокруг, сел на место водителя и усадил Элейн так, чтобы она не свалилась, когда машина начнет прыгать по выбоинам и колдобинам Мехикали. Денвер снова несколько раз шлепнул ее по щеке, пытаясь привести в чувство, но тщетно. Тогда он размахнулся и залепил Элейн пощечину, от которой левая щека бесчувственной женщины вмиг побагровела. Безнадежно. Элейн отрубилась напрочь. Денвер еще никогда не видел ничего подобного.

То есть ему, конечно, случалось наблюдать, как пьяная женщина теряет сознание. С той же Элейн такое на его глазах случалось четырежды. Дважды в Тихуане, один раз по пути из Тихуаны в Мехикали и наконец в самом Мехикали. Но то, что произошло на сей раз, побило все рекорды. Они мирно сидели в прокуренном ночном клубе, потягивая текилу и наблюдая за стриптизом. Элейн пила одну рюмку за другой. Собственно, с того дня, как они пересекли мексиканскую границу, она все время была под мухой. Словно кому-то мстила. Денвер даже несколько раз пожалел, что взял ее с собой. А потом решил: какого черта? Элейн уже не ребенок и сама знает, что делает. Не силой же ее удерживать. Тем более что выпив, Элейн сбрасывала последние оковы и в постели позволяла себе такое, о чем Денвер мог только мечтать. Что его, понятно, вполне устраивало. Но в этот вечер Элейн разошлась не на шутку. Причем Денвер сначала даже не мог поверить в то, что происходит. Он неоднократно говорил Элейн, что она изумительная любовница, которая запросто даст сто очков вперед любой другой женщине. И вдруг после всего, что между ними было, Элейн страшно разнервничалась из-за того, что он, Денвер, окинул восхищенным взглядом извивающуюся на сцене стриптизершу — молоденькую девчонку, с поразительным проворством вертящую задом и трясущую сиськами. Впрочем, и это он мог понять. В конце концов, с пьяными не спорят, а Элейн здорово налакалась. Как бы то ни было, Элейн принялась бранить стриптизершу и поносить ее на все корки, утверждая, что девчонка тоща, как селедка, не умеет танцевать и даже раздеться как следует не может.