Бессмертие графини - [21]

Будь я замужем за кем-то другим, я бы действительно списала все это на излишнюю заботу. Ведь мужчинам не понять материнства, а любой крупный лорд, жаждущий наследника, действительно мог бы волноваться из-за пустяков, проявляя чрезмерную осторожность.

Любой, но не граф.

Я была его женой, но он никогда не был по-настоящему моим мужем. Холодный и жесткий, он вызывал у меня возбуждение, страх и зависимость, но не чувство надежности. Да и желания позаботиться хоть о ком-то прежде никогда не появлялось в его дьявольских глазах. Похоть, жажда власти… но не забота.

Однако я молчала. Разве был какой-то смысл спорить с тем, что граф волновался за меня? К тому же, я слышала это так часто, что даже стала сомневаться в том, что все действительно было так легко, как я помню.

Может я просто забыла все неприятные моменты, как прежде забывала всякие мелочи?

В любом случае, я ни с кем не делилась своими сомнениями. Викторий после рождения Раймунда отдалился еще сильнее, но не считая этого, у меня просто не было времени поговорить с ним. Когда же появлялась свободная минутка, то я не могла его найти.

Впрочем, в один из тех раз, когда мне удалось перекинуться с ним парой слов, он сказал то, что меня совершенно не порадовало.

— Ты действительно дорога мне, хотя и не знаешь о графе даже десятой части того, что знаю я. И сейчас мне больно смотреть на твое счастье, потому что оно неминуемо закончится. Граф прежде не выглядел столь нежным, но эта нежность будет иметь для тебя свою цену, — Викторий был серьезен, но увидев страх в моих глазах натянуто улыбнулся. — Впрочем, возможно во мне говорит лишь зависть, и ты смогла изменить его.

После этого мое желание поделиться с ним своими чувствами немного поутихло.

С графом же я и прежде никогда не откровенничала, и не была близка. Хотя появление наследника и изменило его, я бы все равно не решилась заговорить с ним об этом. Еще бы, ведь не хватало только испортить его непривычную ласковость своими странными разговорами.

Даже не знаю, чему я радовалась больше — своему новорожденному сыну, или тому, что граф ведет себя как настоящий, заботливый муж.

Нет, он приходил ко мне каждую ночь, как и прежде. И ребенок с кормилицей, спящие в соседней комнате, ему не мешали и не смущали.

И, как и прежде, он заставлял меня делать то, чего я бы никогда не сделала. Как и прежде, ночью он был моим личным дьяволом, внушая зависимость к его мрамору кожи и твердости мышц, заставляя зарабатывать себе место в аду.

Как и прежде, его глаза полыхали алым, и он был жаден. Как и прежде, я могла говорить ему только «да», какой бы извращенный грех он не предлагал. И мне продолжали сниться мучительные кошмары, несущие в себе кровь и удовольствие. Кошмары, после которых я просыпалась мокрой вовсе не от ужаса.

Но если ночь осталась прежней, неся в себе огонь, похоть и животную страсть, то день изменился.

Ледяную остроту безразличия сменили заинтересованность и участие. Граф всегда был любезен, но теперь в его словах я слышала настоящую теплоту и заботу. И отвечала ему тем же, стараясь изо всех сил удержать в нем это новое и хорошее.

Ребенком граф особо не интересовался, впрочем, это как раз было нормально. Мужчин редко умиляют кричащие розовые младенцы, а граф был суров по натуре, иначе не смог бы завоевать и удержать столько земель.

Я же любила Раймунда так, как любить умеет только мать. Конечно, разве может быть как-то иначе? Однако куда больше времени он проводил со своей кормилицей. Еще бы, ведь у той весьма ловко выходило с ним справляться, а мне же казалось, будто я все делаю не так, как надо, неправильно и нелепо.

Впрочем, мое разочарование в этом плане компенсировалось вниманием со стороны графа. Однако несмотря на изменения в его поведение, моя зависимость к нему никуда не исчезла, равно как и страх, что тенью затаился в уголке моей души.

Только вот теперь я боялась того, что прежний холодный граф вернется.

Как я смогу снова вежливо улыбаться, глотая его пренебрежение, если сейчас я узнала, что значит внимание?

Я захлебывалась своей, все еще больной любовью к графу, увязая в этих странных чувствах все больше и больше. А граф, словно читая мои мысли, заставлял меня тонуть в своих алых глазах, улыбаясь тепло и нежно.

Он был не просто моим мужем и любовником. Он был моим господином и моим богом, ради которого я могла бы сделать все. Он был моей верой и религией.

И я не знала, что же правильно.

Моя привязанность, даже зависимость к мужу, или любовь к сыну.

Странно, откуда у меня вообще могли возникнуть такие мысли, ведь правильно уважать мужа и любить своих детей, так разве стоит задумываться над тем, что приоритетнее?

Однако я задумывалась, и буквально разрывалась между графом и собственным ребенком. Отчего-то это казалось мне двумя несовместимыми вещами, хотя ничего несовместимого в этом, конечно же, не было.

Ведь Раймунд был НАШИМ ребенком.

Я металась, не в силах выбрать, кто же из них двоих мне важнее, хотя никто и не заставлял меня выбирать. Но раз за разом я возвращалась к этому.

Когда я нянчила Раймунда мне казалось, будто своей любовью к сыну я предаю графа. И мне отчаянно хотелось, бросив все, увидеть его.