Беспокойные сердца - [22]

Ушла — и словно потемнело все вокруг.

… Марина, Мариночка! Помнит ли она о прошлом? Смеется, наверно, в душе над неуклюжим парнем, который так неумело поцеловал ее когда-то. А он, оказывается, ничего не забыл; до мелочей припоминается все — и легкий морозец, и тусклый свет фонарей, и слабо поблескивающие снежинки в пушистом, недавно выпавшем снеге… Как-то по-детски просто ответила она на поцелуй, а потом смутилась и побежала туда, где был народ, музыка, яркий свет катка.

Перед глазами Марины в эту минуту была совсем другая картина, которую она рассматривала с нескрываемым возмущением. Комната, отведенная для лаборатории, маленькая и неуютная, производила самое удручающее впечатление выщербленным полом и обшарпанными стенами, на которых, словно заплаты на рубище, желтели клочки и обрывки давнишних плакатов и лозунгов. Одно-единственное окно, заросшее цеховой пылью и грязью до самого верха, выходило на рабочую площадку, и, когда поднимались заслонки завалочных окон находившейся напротив печи, слепящее багровое сиянье заливало комнату до самых отдаленных уголков.

— Это же какая-то душегубка, — поджал губы подошедший Валентин. — Вдобавок ко всем прочим прелестям мы зажаримся здесь заживо.

Директор круто повернулся к Баталову, и выражение его глаз было столь понятным, что тот, собиравшийся было незаметно исчезнуть, остался, как пригвожденный к месту, и забормотал:

— Нет, ведь это надо: такое безобразие! Вот народ распустился! Вчера еще сказал, и никто пальцем не пошевельнул. Ну, я им нагоняй сейчас устрою! — и кинулся вон-из комнаты, со всей резвостью, на какую был способен.

Савельев вернул его.

— Андрей Тихонович! Мы еще не кончили. Нагоняй теперь дать успеете. Кстати, если и остальные ваши распоряжения выполняются-столь же ревностно, то неудивительно, что ваш цех чаще других попадает в «Заусенец». Вам нравится эта любопытная статистика? — и он показал небольшую листовку, выпущенную в тот день приложением к многотиражке.

— Наше дело работать, их — зубы скалить, — неохотно отозвался Баталов. Мало кого он ненавидел так, как Леонида Ольшевского, редактора «Заусенца». Того отношение Баталова немало потешало; эту листовку он еще утром приколол к дверям кабинета начальника, который сейчас занимал Баталов.

Теперь нужно было как-то выкручиваться. Распоряжения насчет уборки помещения он не давал, полагая, что приезжие — невелики птицы, могут и подождать. Поведение директора сразу разубедило его. И как только он получил возможность — развил такую прыть, нагнал столько работниц со шлангами, ведрами горячей воды и щелока, что уже через час, придя с первыми приборами, Марина увидела сверкающие чистотой стекла, выскобленные полы и табуретки и просыхающие на глазах стены, вновь принявшие свой первоначальный цвет.

Вскоре подошли и Виноградов с Мироновым, пришел электрик, не теряя времени, взялись за монтаж оборудования. Ловкие руки Марины осторожно и быстро разбирались в хитросплетении стеклянных трубок и деталей, свинчивали отдельные части, проверяли вакуум-насосы. Для Виноградова Марина была неоценимой помощницей: мало кто обладал таким терпением, такой тщательностью в постановке и проведении сложных опытов; на полученные ею результаты всегда можно было положиться.

Никогда смена не тянулась так долго для Олеся Тернового. Окончив в четыре часа работу, он не выдержал и, не заходя в душ, пошел в «газовую лабораторию», как уже окрестили комнату. К удивлению, его встретил взрыв смеха, который относился, правда, не к нему. Марина, Валентин и зашедшая к ним Татьяна Ивановна хохотали, слушая Виноградова. Без кепки, с прилипшими ко лбу влажными волосами, он, видимо, только что рассказывал что-то забавное. Освещенное оживлением лицо его смягчилось, стало проще, но все-таки Олесь отметил опять, что молодой ученый отличается от окружающих, хотя вряд ли мог сказать чем.

Олесь остановился на пороге, не зная, входить ли. Марина тут же увидела его и воскликнула:

— Олесь, вот хорошо, что ты зашел! Проходи, садись!

— Как у вас весело, — заметил он, чтобы хоть что-то сказать.

— Еще бы! Дмитрий Алексеевич рассказывает о своем первом дне работы с Баталовым. Как его до сих пор терпят — не пойму. Он же глуп, как пробка!

— Баталов глуп? Это может показаться только тем, кто его не знает, — сказал Олесь. — Любит прикинуться простачком.

— Ну, а дальше что было, Дмитрий Алексеевич? — поторопила Марина.

— Дальше? — Виноградов перестал улыбаться и выдержал драматическую паузу. — А дальше, Марина Сергеевна, прощайтесь со своей зарплатой на ближайшие месяцы.

— Это еще с какой стати?

— Согласно этому документу. Стоит нам с вами загубить хоть одну плавку — отвечать будем своей зарплатой.

И Виноградов показал план исследовательской работы; внизу аккуратным бисерным почерком Баталова было выведено: «Убытки от брака опытных плавок относить на счет исследователей». Ниже стояла фамилия и число.

— Все честь-честью — рассмеялась Марина. — Дмитрий Алексеевич, давайте уезжать, пока не поздно!

— Любопытный документик, — вернула Татьяна Ивановна План. — При случае я кое-кому скажу об этом.

— Ну что вы хотите? — сказал Терновой, проводя грязной рукой по лбу. — Баталов как был тенью Рассветова, так и останется.