Бесконечные дни - [11]
Майор выпустил Уотчорна и Перла ради праздника – ему казалось, что так будет правильно. Мол, разберется с ними позже. Куда им было сбежать? Вокруг нас ничего не было, одно только ничего.
Надо сказать, что городок чудно принарядился в нашу честь. Горожане натянули плакаты через всю маленькую главную улицу и зажгли фонари, вырезанные из старой упаковочной бумаги. Свечи пылали в них, как души. Пастор закатил большой молебен под открытым небом, и весь город попадал на колени прямо там и возблагодарил Господа. На этой земле теперь отдается предпочтение вот такому разряду человечества. Индейцам тут больше места нет. Их билеты на проезд были аннулированы, и бейлифы Господни забрали обратно вольные, выданные их душам. Мне в душу, правду сказать, просачивалась капелька печали о них. Мне в душу, правду сказать, просачивалась капелька странной, неусыпной печали о них. Семь часов как погребены в ямах, секвойи возвышаются над ними, тишину тревожат птицы и проходящие звери. Может, вся торжественная ужасность этого. Над ними никакой пастор не молился о вознесении душ. Им при сдаче пришли плохие карты. Когда все положенные слова были сказаны, город поднялся с колен и разразился приветственными криками, а потом начался водоворот мяса и пива и вся обычная при таком деле суматоха. Мы танцевали, хлопали по спинам, повествовали старые истории. Люди слушали, навострив уши и ожидая, когда можно будет выпустить на волю гогот. Тогда мы не думали, что времени когда-нибудь будет конец, – мы думали, оно будет идти и идти себе, вечно, расслабленное и остановленное, как в тот момент. Я сам не знаю, что хочу этим сказать. Оглядываешься на все бесконечные годы, когда такое и в голову не приходило. Как я сейчас оглядываюсь, когда сижу в Теннесси и пишу эти слова. И думаю о бесконечных днях своей жизни. Но сейчас это совсем не так. И я думаю о словах, которыми мы беспечно разбрасывались в ту ночь, о бодрой чепухе, которую мололи, о пьяных криках, которые испускали, о глупой радости, что охватывала нас при этом, и о том, как Джон Коул тогда был всего лишь юнец и красивей всех когда-либо живших на этом свете. Он молод и всегда останется молодым. Сердце поднимается, душа поет. Жив на всю катушку и доволен жизнью, как ласточка под стрехой.
Армейское командование велело нам зимовать в форте, а потом, как придет весна, посмотреть, что еще можно сделать для замирения страны. С моих слов получается, что индейцы-юрок были мелким, слабым народом, но, слушая горожан, мы стали подозревать, что индейцы не всегда таковы. Повсюду шли рассказы об изнасилованиях, грабежах, жестоких набегах на жилье, стоящее на отшибе. Но если ты сам не был свидетелем такого, откуда знать, что это правда. Как бы там ни было, в свое время армейское снабжение пригнало нам из южной Калифорнии табун в несколько сот голов скота. Это для нашего пропитания. В день святого Иоанна я получил письмо от мистера Нуна, как он и обещал. Все его новости. Лед на реке утолщался, и вода под ним была свежая. В холоде лучше сохранялись припасы. Рядом был целый лес, который можно было пустить на дрова. Мы стирали свои рубахи и штаны, а когда выходили их снимать, они были окоченелые, как трупы на холоде. Несколько бедняжек-коров замерзли на месте, словно заглянули в лик старухе Медузе. Люди проигрывали в карты жалованье за три года вперед. Они ставили на кон свои сапоги, а потом умоляли победителя о милости. Моча застывала, только вылетев из писюна, и горе тому, кто не мог или не хотел посрать быстро, ибо скоро у него из задницы вырастала бурая сосулька. Мы продолжали гробить свою печень с помощью виски. И жизнь была хороша – лучшей, пожалуй, большинство из нас не видывало. Уотчорн и Перл жили вместе со всеми, словно майор забыл об их проступке. Люди из Миссури пели свои миссурийские песни, грубые канзасцы – свои, а эти странные типы из Новой Англии пели, наверно, древние английские, кто их там разберет.
Потом начал падать дождь в экстравагантной истерике. Хоть мы и были высоко в горах, каждый ручеек превратился в огромную мускулистую змею, и вода хотела выведать все – например, что значат наши жалкие крыши, что значат наши койки, которые уже начали превращаться в шлюпки. У нее был верный расчет, что, если дождь будет идти день и ночь, ни один смертный свою форму не высушит. Мы промокли до самых ребер.
«Чокнутая погода в этой Калифорнии, что люди вообще здесь делают?» – сказал Джон Коул тоном человека, которому не приходится выбирать пункт назначения.
Мы лежали на вышеупомянутых койках. Предположительно уже наступала весна, и хорошо, потому что денег на проигрыш в картах не осталось уже ни у кого, кроме чертова сержанта, который бо́льшую часть этих денег и выиграл. В других ротах были свои акулы, Паттерсон и Уилкс, оба грозные картежники. Теперь им, наверно, приходилось потрудиться, чтобы сохранить выигрыш в сухости. Доллары янки были склонны ржаветь. Снег в горах растаял, и эта вода тоже пошла вниз.
Наутро Джон Коул разбудил меня, тряся за руку. Нельзя тут лежать, надо что-то делать, сказал он. И точно, вода уже покрыла его койку и собиралась поглотить мою. Воняло крысиной мочой, этот запах ни с чем не перепутать. Теперь я припоминаю, что мы видели и самих крыс, десятками – они плыли, спасая свою жизнь. Мы выбрели вброд на так называемый плац. Люди выбегали из бараков, пристегивая на ходу подтяжки. И оказалось, что поблизости нету высокого места. Как это у нас тут потоп, почему, спрашивали мы. Что за гений построил этот форт. И правда, теперь, когда дождь и паводок нам намекнули, стало ясно, что лагерь расположен очень странно. Представьте себе огромную ракушку, а за ней холмы, и то, что раньше было удобным маленьким ручейком, перехлестывало через окружающую лагерь стену. Которая уже исчезла. Ночные пикеты с растерянным видом стояли на стенах. Какой-то бравый горнист протрубил побудку, но мы, черт побери, уже и без этого все пробудились. Майор, прямо сказать, плыл. Теперь все три сотни солдат вознамерились залезть на крыши бараков – похоже, ничего больше не оставалось, – а десятки других вскарабкались на деревья – если они и боялись высоты, то ничем этого не показывали и облепили деревья, как обезьяны, только что в форме. Мы с Джоном Коулом пробуравили тяжелую как свинец воду и тоже вскарабкались на дерево.
Роман Себастьяна Барри «Скрижали судьбы» — это два дневника, врача психиатрической лечебницы и его престарелой пациентки, уже несколько десятков лет обитающей в доме скорби, но сохранившей ясность ума и отменную память. Перед нами истории двух людей, их любви и боли, радостей и страданий, мук совести и нравственных поисков. Судьба переплела их жизни, и читателю предстоит выяснить, насколько запутанным оказался этот узел.
От дважды букеровского финалиста и дважды лауреата престижной премии Costa Award, классика современной прозы, которого называли «несравненным хроникером жизни, утраченной безвозвратно» (Irish Independent), – «светоносный роман, горестный и возвышающий душу» (Library Journal), «захватывающая история мести и поисков своей идентичности» (Observer), продолжение романа «Бесконечные дни», о котором Кадзуо Исигуро, лауреат Букеровской и Нобелевской премии, высказался так: «Удивительное и неожиданное чудо… самое захватывающее повествование из всего прочитанного мною за много лет». Итак, «Тысяча лун» – это очередной эпизод саги о семействе Макналти.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.
Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!